Лиза Клейпас - Обольсти меня на рассвете
Чувствуя вкус ее возбуждения, он просунул язык глубоко внутрь ее, затем еще и еще. Ноги ее напряглись, словно она была готова кончить. Но он должен был быть в ней, когда это произойдет, он должен был чувствовать, как она сжимается вокруг него. Поэтому он осторожно опустил ее, уложил на живот и подсунул подушку под ее бедра.
Уин застонала и шире раздвинула колени. Не нуждаясь в дальнейшем приглашении, Меррипен занял удобную позицию. Пенис его был влажным и скользким от ее слюны. Просунув руку под Уин, Меррипен нашел крохотную набухшую почку. Он медленно массировал это чувствительное место, входя в нее, работая пальцами все быстрее с каждым трудным пройденным дюймом, и, когда он погрузился в нее на всю длину, Уин закричала на пике оргазма.
Кев мог кончить в тот же момент, но он хотел потянуть удовольствие. Если бы такое было возможно, он бы оттягивал этот момент до бесконечности. Он провел ладонью по бледному изящному изгибу ее спины. Уин прогнулась под его прикосновением, выдохнув его имя. Он наклонился над ней, изменяя угол атаки, продолжая ласкать ее рукой и одновременно раз за разом толчками входя в нее. По телу ее прокатилась дрожь. Спазмы следовали один за другим. На плечах и спине вспыхнули красные пятна — розы страсти. Он целовал эти цветы страсти, медленно раскачиваясь, заходя все глубже в нее, растягивая тугую плоть, пока, наконец, не замер, перед тем как излить семя мощными фонтанирующими струями.
Скатившись с нее, Кев прижал Уин к себе, пытаясь привести дыхание в норму. Сердце его колотилось в ушах несколько минут, и потому он не сразу услышал, что кто-то стучит в дверь.
Уин схватила его за щеки и повернула лицом к себе. Глаза у нее были круглыми.
— Кто-то пришел, — сказала она.
Глава 19
Ругаясь сквозь зубы, Кев натянул брюки и рубашку и босиком пошел к двери. Открыв ее, он увидел на пороге Кэма Рохана, который стоял, небрежно прислонившись к косяку, с саквояжем в одной руке и прикрытой полотенцем корзиной — в другой.
— Привет. — В глазах Кэма играли озорные огоньки. — Я кое-что вам принес.
— Как ты нас нашел? — без особой теплоты поинтересовался Кев.
— Я знал, что вы не ушли далеко. Вся одежда на месте, ни один сундук не пропал. И поскольку караульный дом — место слишком очевидное, этот коттедж пришел мне на ум первым. Ты не хочешь меня пригласить в дом?
— Нет, — коротко ответил Кев, и Кэм усмехнулся:
— Будь я на твоем месте, фрал, я бы, наверное, был столь же негостеприимен. В корзинке еда, а в саквояже одежда для вас обоих.
— Спасибо. — Кев забрал саквояж и корзину и перенес через порог, поставив у самой двери. Выпрямившись, он посмотрел на брата, стараясь увидеть в его лице какие-нибудь признаки осуждения. Но ничего не нашел.
— Ов йило иси? — спросил Кэм.
То была старинная цыганская фраза, означавшая «все ли здесь хорошо?», но в буквальном переводе звучавшая как «есть ли здесь сердце?», что казалось довольно подходящим к случаю вопросом.
— Да, — тихо ответил Кев.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Впервые в жизни, — признался Кев, — я действительно ни в чем не нуждаюсь.
Кэм улыбнулся:
— Хорошо.
Небрежно сунув руки в карманы, он подпирал плечом дверь.
— Как там дела в доме Рамзи? — спросил Кев, боясь услышать ожидаемый ответ.
— Было несколько минут хаоса сегодня утром, когда обнаружилось, что вы оба исчезли. — Дипломатичная пауза. — Харроу настаивал на том, что Уин увезли против ее воли. Был момент, когда он пригрозил, что пойдет к констеблю. Харроу говорит, что, если ты не вернешь Уин до наступления темноты, он перейдет к решительным действиям.
— И что это будут за решительные действия? — мрачно поинтересовался Кев.
— Не знаю. Но ты мог бы подумать обо всех нас, помимо Харроу, вынужденных находиться в доме вместе с ним, пока ты прохлаждаешься здесь с его невестой.
— Теперь она моя невеста. И я верну ее тогда, когда, черт возьми, сам захочу.
— Понял. — Кэм едва заметно усмехнулся. — Так ты вскоре намерен жениться на ней, я надеюсь?
— Не вскоре, — сказал Кев. — Немедленно.
— Слава Богу! Даже для Хатауэев это все немного слишком. — Кэм окинул Меррипена пристальным взглядом, заметив его несколько растрепанный вид, и улыбнулся. — Приятно видеть тебя в своей тарелке, Меррипен. Если бы я видел не тебя, а кого-то другого, я мог бы сказать, что ты на самом деле выглядишь счастливым.
Не так легко избавляться от застарелых привычек, но Кев, вместо того чтобы, по своему обычаю, уйти в себя, впервые испытал желание поделиться своими чувствами с братом. Впрочем, он не был уверен, что в его словаре найдутся слова, способные выразить то, что он чувствовал. Какими словами мог он сообщить Кэму о своем открытии? О том, что любовь женщины может изменить мир, заставить все увидеть по-новому? Как рассказать о том, что Уин, которую он всегда считал такой хрупкой и беспомощной, оказалась на поверку даже сильнее, чем он сам?
— Рохан, — сказал он тихо, чтобы не услышала Уин, — у меня к тебе вопрос.
— Да?
— Со своей женой ты ведешь себя так, как это принято у гаджо, или как у нас, цыган?
— Главным образом так, как принято у гаджо, — без колебаний ответил Рохан. — По-другому ничего бы не получилось. Амелия едва ли примирилась бы с подчиненным положением. Но как цыган я все же оставляю за собой право защищать ее и присматривать за ней так, как считаю нужным. — Он едва заметно улыбнулся. — Вы найдете золотую середину, как нашли ее мы.
Кев почесал затылок и осторожно спросил:
— Хатауэи злятся на меня за то, что я сделал?
— Ты имеешь в виду за то, что ты увез Уин?
— Да.
— Единственная жалоба, которую я услышал, это на то, что ты так долго с этим тянул.
— Кто-нибудь из них знает, где мы?
— Насколько мне известно, нет. — Кэм насмешливо усмехнулся. — Я могу купить для тебя еще пару часов, фрал. Но привези ее домой до темноты, хотя бы для того чтобы заткнуть рот Харроу. — Кэм слегка нахмурился. — Странный он, этот гаджо.
Кев бросил на Кэма тревожный взгляд.
— Почему ты так говоришь?
Кэм пожал плечами.
— Большинство мужчин в его положении уже что-нибудь предприняли бы к этому времени. Хотя бы что-то. Поломали бы мебель. Вцепились бы кому-нибудь в горло. Лично я перевернул бы вверх тормашками весь Гемпшир, чтобы найти свою женщину. Но Харроу только говорит и говорит.
— О чем?
— Он довольно много наговорил про то, какие его права нарушили, о том, что его предали… Но до сих пор ему не пришло в голову выразить хоть какую-то обеспокоенность по поводу благополучия Уин или поразмышлять о том, чего хочет она. Одним словом, он ведет себя как ребенок, у которого отняли любимую игрушку и который хочет, чтоб ему ее вернули. — Кэм скривился. — Довольно позорное поведение, даже для гаджо. — Он повысил голос, чтобы его услышала Уин, которую он не мог видеть. — Я ухожу. Хорошего тебе дня, сестричка.
