Елена Арсеньева - Полуночный лихач
– Интересно, – ломким голосом сказал Дебрский, – а откуда ты знаешь такие интимные подробности насчет того вечера? Засаду устроили, перелезли на балкон…
– Антон! – Инна вскочила. – Все эти подробности я знаю от тебя! Ты вернулся, услышал от соседки, что здесь была милиция, позвонил туда – тебе все и рассказали. А ты, естественно, пересказал мне. А что, – она вызывающе вскинула голову, – ты решил, что я наняла братков, чтобы они прикончили Нину, а я бы могла соединиться с тобой? Нет, мой дорогой, любовь любовью, а…
Она умолкла, потом вдруг схватилась за подол своего платья и, резко потянув его вверх, вывернулась из алой ткани, словно вылупилась из нее. Мотнула растрепавшейся головой, и лоснящиеся локоны покорно улеглись в прежнем безупречном порядке.
– Хватит! – сдавленно выкрикнула Инна, заводя руку за спину и расстегивая алый бюстгальтер. – Хватит болтать глупости! Мы тратим время на ерунду. Я знаю, что надо сделать, чтобы ты вспомнил!
Трусики на ней тоже были алые… были, вот именно. Через мгновение из всей одежды остались только черные чулки с кружевной каймой. Однако в сочетании с синими расшлепанными тапками Инна выглядела не дерзко раздетой, а просто – неодетой женщиной.
Поймав взгляд Антона, в котором блеснула насмешка, Инна сбросила тапочки и рухнула на колени перед Дебрским. «Прощения просит? – мелькнула перепуганная мысль. – За что?»
Дело оказалась не в прощении… Антон встал поудобнее, оперся о голые Иннины плечи, на которых отпечатался след от кружевных бретелек, зажмурился. Вот эта поза, ощущение этого жаркого рта ему и правда знакомы! А интересно, раньше он тоже чувствовал страх, что острые зубы Инны вот-вот вопьются в его плоть?..
Но тем дело и кончилось. Дебрский ничего не вспомнил, хотя Инна добросовестно пыталась разбудить его память и для этого проделывала все, что он видел на фотографиях Алика, а также многое другое.
Ничего он не вспомнил! Ничего не испытал и ничего не смог.
* * *– Здравствуйте, Родион Петрович! – Николай обрадованно вскочил. – Да, я вас ищу! Извините, что без предупреждения, но я звонил, а телефон не отвечал…
– Телефон и не должен был отвечать, – усмехнулся Родик Печерский. – Но он с определителем номера, и я потом, как правило, перезваниваю всем своим звонильщикам. Только у тебя тоже ни разу не ответил телефон, вот какая история.
Николай растерянно моргнул. Несколько дней назад он сказал на работе, будто телефон испортился, и просил в случае чего звонить соседке-пенсионерке. На самом деле аппарат работал – просто Николай не брал трубку. Он думал, нет, он опасался… Короче, ему было о чем думать и чего опасаться. А в это время Родик, значит, пытался связаться с ним. Что ж, такая обязательность очень обнадеживает.
– Ты чего хотел-то? – спросил тот, слегка поеживаясь: он был в одной рубашке, а последние дни как начало уныло моросить и дуть ветрами, так и не прекращало. – И вообще, пошли лучше в избу, чего тут торчать?
Николай чуть не засмеялся. Когда был жив его дед, он именно так все время и говорил: «Пошли в избу», хотя доживал свой век в однокомнатной хрущобе с балконом и совмещенным санузлом. Впрочем, Печерский и сам далеко не молод, ему давно-о за пятьдесят! Ну и худой же он – в чем душа держится?
– Спасибо. Мне бы с вами поговорить.
– Ну и поговорим в тепле, а то я совсем задрог.
И, не дожидаясь ответа, Родик Печерский повернулся и пошел, однако совсем не в тот подъезд, куда незадолго до этого наведывался Николай.
Странно. А как же знакомый отбитый угол и железная дверь в тамбур?
– Вы что, квартиру поменяли? – робко поинтересовался Николай, но Родик только хохотнул в ответ, а больше ничего не сказал.
На этом крылечке трясла коляску очередная барышня (видимо, в Верхних Печерах имел место быть демографический взрыв). В подъезде возился то ли электрик, то ли телефонист, весь опутанный проводами, однако здесь лифт работал.
Вышли на пятом. На полуэтаже страстно обжималась парочка, ничего не видя и не слыша вокруг. Родик иронически присвистнул, и ненаглядные всполошенно отпрянули друг от друга.
– Всякий стыд потеряли! – усмехнулся Родик и толкнул дверь (на сей раз обшитую планками, хоть и без номера): – Прошу!
Николай вошел в темный коридор, почему-то показавшийся ему очень длинным, начал было скидывать куртку и сбрасывать, по нашей общенародной привычке, башмаки, однако Родик придержал его за плечо:
– Не спеши. Пойдем-ка.
Пошли по коридору. Он оказался очень темным и очень длинным, так что Николай даже успел вспомнить «нехорошую квартиру» на Садовой, 302-бис, и сопутствующие рассуждения Коровьева-Фагота на тему четвертого измерения. Электричество у них перегорело, что ли? Как бы не заблудиться… В это мгновение Родик, шедший чуть впереди, внезапно полуоглянулся, блеснул зубами в улыбке:
– Знаешь анекдот? «Новый русский» заблудился в лесу и говорит: «Ну что, типа ау, что ли?»
Николай громко прыснул – и ощутил, что тревога, давившая последние дни, немного отлегла. Вообще странно действовал на него этот человек, странно…
Но поразмыслить на тему Родикова воздействия времени у Николая уже не оставалось.
– Осторожно, не споткнись, тут ступеньки, – предупредил хозяин, и Николай ступил на лестницу, винтовую и не очень высокую.
Мелькнула мысль, что сейчас он прошибет потолок головой, однако этого не произошло, зато вокруг стало светло, и Николай обнаружил себя стоящим в комнате, обстановка которой запомнилась с прошлого раза. Это была гостиная, в которой принимал их Родик. На диване уютно сидела с вязаньем его жена («Татьяна, вроде бы Татьяна ее зовут!»), которая совершенно не удивилась возникновению гостя из-под пола.
– Добрый день, – улыбнулась она. – Как раз собралась чайку согреть. У меня такие печенюшки!
– Давай, мечи все, что есть в печи: пышки, шанежки и калачи, – одобрил Родик. – А мы с тобой сходим на небольшую экскурсию.
Он приглашающе кивнул, выходя в прихожую. Ее Николай тоже помнил. Родик пощелкал замками, открыл дверь, ступил в тамбур, потом выглянул на площадку – и они чуть ли не лицом к лицу столкнулись… с тем самым бомжем, который десять минут назад мирно спал на ступеньках. Сейчас сна у бомжа не было ни в одном глазу, а вот что было, так это «макаров» в руке.
– Не шухерись, – сказал Родик, и «бомж», у которого явственно отлегло от сердца, сунул пистолет в лохмотья.
Николай посмотрел поверх его плеча. Чуть ниже, на полуэтаже, знакомый меломан тоже что-то убирал под свое пальтецо, и на его лицо восходила привычная меланхолия, сменяя выражение полной боевой готовности.
Николай оглянулся на Родика. Его темные глаза откровенно смеялись.
