Наталья Ефремова - Осколки памяти
Она знала в своем характере эту непростую черту, однако не стремилась что-то менять, поскольку саму ее все устраивало. Да, она периодически уходила в себя настолько глубоко, что никого и ничего не замечала вокруг. Ну и что? Кому от этого плохо? Уж точно не ей.
Нынешнюю ситуацию усугубляло особенное положение ее семьи. Риверсы приехали в Хиллвуд совсем недавно, но о них уже вовсю ходили слухи, даже в местной газете написали о начале строительства элитного пансионата на берегу Янтарного озера, которым руководил ее отец. Разумеется, в той статье упоминалась и она.
В школе Хиллвуда учились обычные дети из семей фермеров и служащих немногочисленных городских контор, а Кристина Риверс была дочерью состоятельного приезжего бизнесмена, и уже один этот факт способствовал ее отчуждению от остальных, прежде всего, внутреннему. В немалой степени дело портили и преподаватели, которые подчеркнуто акцентировали на ней внимание. Поймав сегодня несколько изучающих и, надо сказать, не очень доброжелательных взглядов одноклассников, она смутилась и на всех уроках старалась быть незаметной.
Жители Хиллвуда, включая учеников средней школы, не вызывали у нее ни любопытства, ни сочувствия, ни тем более желания познакомиться. Ничего удивительного, что она не стремилась завести друзей. Вот Ленси подошел сам и открыл счет, так что дело пошло. Можно ставить зарубку на дверном косяке. Все равно их там немного будет, так что никто и не заметит порчи арендованного имущества.
Кристина вздохнула и только сейчас сообразила, что совершенно позабыла о родителях. Встретившись взглядом с матерью, она виновато спросила:
– Прости, мам, ты что-то сказала?
– Да, я хотела побольше узнать о твоих новых знакомых, но вижу, ты совсем затихла. Так что переоденься и спускайся в столовую. Мы будем ждать тебя там.
– Мам, – в голосе Кристины появились просительные нотки, – а можно я не буду ужинать? Мне что-то не хочется.
Оливия посмотрела на мужа, но Эдвард неожиданно поддержал дочь:
– Конечно, малыш, ступай. Мы с мамой поужинаем вдвоем. Но если вдруг передумаешь, спускайся хотя бы к чаю.
* * *Вечер был ее любимым временем суток.
Сложив тетради с выполненным домашним заданием в сумку, Кристина забралась на подоконник с томиком Дюма и задернула штору.
За окном сонно шелестел запущенный сад. Ветви старых яблонь, которые давно никто не обрезал, покачивались на легком восточном ветру и касались стены дома, отбрасывая в свете фонарей неровные тени на газон. Кристина смотрела на танец теней и перебирала в памяти события минувшего дня, забыв о книге.
Ей всегда нравилось вот так размышлять и мечтать перед сном. В их прежней нью-йоркской квартире, в Верхнем Вест-Сайде, ее комнату украшал эркер с широким подоконником, откуда открывался потрясающий вид на Центральный парк. Она могла сидеть там часами, наблюдая, как засыпает город. Своей привычке она не изменила и после переезда, хотя здесь и комната была меньше, и подоконник уже, и пейзаж за окном скромнее.
Обычно Кристина подолгу смотрела в ночное небо или на какой-нибудь наугад выбранный предмет. Но сегодня ее взгляд рассеянно блуждал вслед за мыслями, которые, наконец, сосредоточились на том, кто никак не выходил у нее из головы, – на высоком светловолосом парне из школы.
Она вспоминала его спортивную фигуру в черной одежде, растрепанные волосы, тепло и силу руки, которую он протянул ей, чтобы помочь подняться на ноги. Черты его лица Кристина запомнила плохо: в коридоре просто не успела рассмотреть, а на улице он стоял довольно далеко, и она смогла лишь отметить бледность его кожи и удивительно теплую улыбку.
Жаль, он улыбался не ей, а маленькому мальчику.
Впервые незнакомый человек произвел на Кристину настолько глубокое впечатление, а она даже не могла найти этому причину.
Ее размышления прервал негромкий стук в дверь, а затем послышался голос Оливии:
– Кристина, ты еще не спишь? Может, все-таки спустишься выпить чая или тебе сюда принести?
Кристина нехотя отодвинула занавеску и выглянула из своего убежища:
– Нет, мам, спасибо, я уже ложусь спать.
– Ну что ж, тогда доброй ночи, – разочарованно кивнула Оливия, стоя на пороге.
Было очевидно, что ей хотелось поболтать, но Кристина не была настроена на разговор, поэтому только улыбнулась и ответила:
– Спокойной ночи.
Однако уходить Оливия не торопилась.
– Послушай, а ты не хочешь завтра после школы прогуляться со мной по городу?
– Нет, не хочу.
– Почему? Ты же всю неделю после переезда сидишь дома! Неужели тебе совсем не интересно? Говорят, здесь чудный парк и Центральная площадь с церковью. Мы могли бы…
Кристина поморщилась и с презрительной усмешкой перебила мать:
– Нет уж, мам, давайте вы с папой оцените здешние достопримечательности без меня, а? Я лучше дома побуду. Мне и так хватает выходов в свет каждое утро и общения с местной флорой и… фауной.
Она вспомнила, как прохожие постоянно провожали взглядами их машину, и ее передернуло. Страшно подумать, что будет, если они пройдутся по центру города пешком.
– Дело твое, – Оливия удрученно покачала головой. – Жаль, что Эдвард оказался прав.
– Прав в чем?
– Он сказал, что ты откажешься от прогулки и будешь долго привыкать к Хиллвуду, если вообще когда-нибудь привыкнешь.
– Точно. Передай ему, что он не ошибся.
После ухода матери Кристина немного посидела, прислушиваясь к обиженному стуку ее каблучков, затихающему в западном крыле дома. Потом она сняла с шеи ключ на тонком шелковом шнурке, открыла нижний ящик письменного стола и из-за стопок бумаг, открыток и блокнотов вытащила толстую тетрадь в кожаном переплете с тиснением в виде кленовых листьев.
Подоконник показался ей прохладным, и Кристина захватила с кровати покрывало. Вновь задернув штору, она отыскала в тетради чистую страницу и начала писать, так и не включив в комнате свет.
Глава 2. Самый главный вопрос
Она вздохнула и попыталась открыть глаза. Свет показался ей таким нестерпимо ярким, что она беззвучно ахнула и тотчас зажмурилась.
Ей было плохо. Очень плохо.
Все тело от щиколоток до затылка, в котором пульсировала тупая боль, было вялым, безвольным, словно чужим. Ныла спина, сводило плечи. Кончики пальцев едва ощущали шероховатую поверхность теплого постельного белья.
Она полежала немного, стараясь не шевелиться, чтобы не спровоцировать очередную вспышку боли. Вокруг было совершенно тихо, но постепенно она различила еле уловимый звук, монотонный, свистящий, идущий как будто откуда-то извне. Потом к нему присоединился другой, такой же монотонный, не прекращающийся, но в отличие от первого он больше походил на ритмичные щелчки или потрескивание. Его источник находился где-то совсем рядом.
