Светлана Демидова - Мужчина-подарок
– Человек с такой фамилией за просто так не прекратит, – изрек Павлик и пошел в обход беседки.
Со стороны ограды, то есть оттуда, откуда гвардейцы Кочерыгина никак не ожидали вражеского нападения, Пашка впрыгнул в беседку через перила, и артобстрел тут же стих. Через некоторое время Дроздецкий вышел к воспитательнице и детям, обеими руками прижимая к себе извивающегося Кочерыгина. Семужкин и Васяев, не вынеся унижения своего командира, с поникшими головами вышли сдаваться сами.
– Вот спасибо вам! – бросилась к Павлу воспитательница и тут же остановилась на полпути. – И что же с ним делать? – жалобно спросила она, побаиваясь приближаться к беснующемуся Кочерыгину.
– Лично я не знаю. А вы думайте побыстрее. Я вряд ли смогу держать его до тех пор, пока вы добежите до канадской границы! – пошутил Дроздецкий.
Воспитательница, похоже, юмора не поняла, потому что вытащила мобильник и, набирая номер, так же жалобно попросила:
– Продержитесь, пожалуйста, хотя бы, пока я позвоню!
Сначала она позвонила, видимо, какому-то своему начальству, сказав только одно слово: «Опять!», а потом, очевидно, Кочерыгину-старшему. Слов было сказано немного, но зато очень веских:
– Немедленно приезжайте за сыном, а то он тут всех перестреляет!
К этому времени от здания детского сада к нашей живописной группе уже успели подбежать здоровенная тетенька в белом халате и худенький мужчина в синем, рабочем. Вдвоем они приняли из рук Пашки ловко плюющегося во все стороны малолетнего Кочерыгина и потащили к себе в логово. Дети с диким криком «Ур-ра-а-а!» бросились следом, а за ними – и тоненькая воспитательница. Про спасителя детского сада Павла Дроздецкого все несправедливо забыли. С другой стороны, это было нам на руку, поскольку мы получили в полное владение опустевшую беседку.
Вход в нее был загорожен ящиками, притащенными с заднего двора овощного магазина, который находился по соседству с детским садом. По лавочкам в строгом военном порядке были разложены комки земли, палки, камни разных размеров и даже три пустые винные бутылки, которые командарм Кочерыгин хранил, видать, на самый крайний случай. Пашка прикинул на вес один из самых больших камней и невесело хмыкнул:
– Ничего себе! А если бы этим да кому-нибудь в голову? Надо же так разозлить парня!
Мы с Анжелкой покивали головами. Анжелка довольно равнодушно, а я очень сочувственно, поскольку была матерью мальчика и прошла вместе с ним через все горнила детских учреждений.
Первым делом мы втроем все-таки очистили детскую беседку от боеприпасов, чтобы кто-нибудь, помимо воинственного Кочерыгина, ими не воспользовался, особенно камнями и винными бутылками, а потом уселись наконец на перила. Рядом друг с другом, как воробьи на проводах.
– Павлик, тут такое дело, что только ты можешь Наде помочь! – проворковала Анжелка совершенно ангельским голоском, уже напрочь забыв про побежденного Кочерыгина и его армию. – Видишь ли… дело касается твоей бывшей жены…
Несмотря на то что вся Анжелкина фигура выражала собой полную безмятежность и намек на то, что дело, которое она собирается возложить на будущего мужа, не стоит и выеденного яйца, бедный Дроздецкий напрягся и покраснел так, будто уже начал отжимать штангу. Видать, достала его бывшая женушка, как, впрочем, и всех нас.
– Хочу вас, дорогие мои, предупредить сразу… – начал Пашка и так закашлялся, что Анжелке, которая, конечно же, сидела с ним рядом почти в обнимку, пришлось довольно долго стучать ему по спине, а потом еще и нежно наглаживать намятое место. Наконец Дроздецкий снова обрел способность говорить и продолжил начатую фразу: – Далеко не на все Дашкины примочки есть противоядия.
– Такая вот гюрза! – заметила мне Анжелка, а потом опять обратилась к Дроздецкому: – Не знаешь ли ты, Павлик, каким образом можно нейтрализовать Дашкины поползновения на Горыныча, от которого она уже умудрилась заиметь ребенка в собственном чреве, чем дико шантажирует его и Надежду?
– А что Надежда? – спросил обо мне Павлик в третьем лице.
– А Надежда сама хочет замуж за Горыныча, – в том же лице ответила ему Анжелка.
– Так пусть идет.
– Я же сказала: у гюрзы Дашки – ребенок, и она требует, чтобы Воронцов женился на ней, чтобы не плодить безотцовщину.
– А что Воронцов?
– А Воронцов хочет жениться не на ней, а на Надежде, но гюрзу тоже со счетов не сбросишь.
Я чувствовала себя лишней при этом содержательной разговоре будущей супружеской пары, но дослушать, до чего они договорятся, все-таки хотелось. И я не пожалела, что дослушала.
– Ну… этому горю я могу помочь, – сказал Павлик, как говаривала младшая Баба Яга Василисе Прекрасной, у которой совершенно размотался клубочек шерсти, подаренный ей средней Ягой.
– Я так и знала! – обрадовалась Анжелка и даже прихлопнула в ладошки. – Говори, Павлик!
Дроздецкий, на всякий случай еще раз откашлявшись, прочистил горло и сказал:
– Все дело в том, что Дашка не может выйти замуж за Горыныча даже при наличии, как ты выразилась, ребенка во чреве.
– Почему? – спросили мы с Анжелкой в один голос.
Уверяю, что вы ни за что не догадаетесь, что мы услышали от Пашки!
А он сказал следующее:
– Потому что она замужем.
После нашего общего и продолжительного молчания Анжелка дрожащим голоском, моментально подпискнувшим фистулой, сказала:
– Вот еще новости… Что значит замужем?
– Когда женщина замужем, это обычно означает, что у нее есть муж, – пояснил ей Дроздецкий.
– Что еще за муж? – уже с трудом прошептала девушка, явно собираясь разрыдаться и упасть с перил прямо за борт беседки. – Ты, что ли? А как же я? Хоть я пока и без ребенка во чреве, но заявление-то уже подано…
– У нас тобой, возлюбленная моя, все в порядке! – Павлик не дал нашей секретарше выпасть из беседки и прижал ее к себе крепче прежнего. – Я с Дарьей в официальном разводе, и никаких претензий она не может выставить ни мне, ни тебе.
– Ничего не понимаю… – опять в унисон проговорили мы с Анжелкой.
Если отбросить большую часть наших эмоций, как то: охи, ахи и возгласы типа «не может быть», оставив только самые выразительные, а также опустить вынужденные повторы в разъяснениях Дроздецкого, то в несколько сжатом изложении смысл нашей с ним беседы представлял собой следующее.
Оказывается, Дашка родилась в глухой деревне Осташково где-то под Архангельском и сразу после школы выскочила замуж за своего одноклассника Петю Мясникова. Расписали их чин-чинарем в местной поселковой конторе и даже свадьбу справили на всю деревню. Семейная жизнь молодых супругов длилась ровно полтора месяца, то есть до того времени, пока Дашка не отчалила поступать в университет Северной Пальмиры. Петя Мясников не был столь умен, сколь его юная жена, а потому остался в своей деревне механизатором. Он был уверен, что, отучившись положенный срок, Дарья вернется в деревню каким-нибудь бухгалтером, сельской учительницей или, на крайний случай, врачом.
