Юлия Шилова - В душе февраль, или Мне нечего терять, кроме счастливого случая
— Я упала…
— Это ж надо так упасть, чтобы харя всмятку.
— А вы что, правда, видели фильм с моим участием? Он назывался «Дракула».
— Да не «Дракула», а «Ночь мертвецов», ты там самую главную покойницу играла, — покатился со смеху мужчина.
— Я никогда не снималась в таком фильме.
— Ну, еще снимешься. Ты когда бутылки на улице собираешь, чаще морду поднимай, вдруг кто-нибудь из режиссеров мимо пункта стеклопосуды проедет и сразу обратит на тебя внимание.
Макс хлопнул меня по коленке и прошептал:
— Давай!
Он захлопнул дверцу, я с ужасом посмотрела на водительское место. Из глаз бежали слезы. Слезы страха, безысходности и отчаяния. Нам вновь угрожает опасность… А ведь казалось, что самое страшное позади, что наступила долгожданная свобода.
— Ну что, командир, документики посеял? Ты случайно не «макарова» хотел нашарить?
— У меня нет оружия.
— Ксиву давай.
— Наверное, дома оставил.
— Не фига себе! А сам за рулем! Дома, говоришь?
— Бывает. Ну, забыл, что с того?
— Ты заканчивай лапшу на уши вешать! Значит, ты и твоя горилла тоже на охоте были? Где вы спрятались, когда дом горел?
— Мужики, я вообще не понимаю, о чем речь.
— Да неужели?
— Вот крест святой.
— Давай, колись, где вы прятались и как машину на колеса поставили?
Наверное, в другой ситуации я бы обалдела, что меня назвали гориллой, но сейчас мне было глубоко на всё наплевать. Бомжиха, уродина, бичиха… Какая разница? Главное, чтобы мы с Максом остались живы. Это самое главное.
— Ладно, командир, хорош тут дурака валять. Вытаскивай свою макаку из машины и милости просим в нашу. У нас тоже модель неплохая. Салон кожаный.
— Зачем?
— Затем, что отъехать надобно, кое-что перетереть.
Один из громил держал Макса на прицеле. Макс поежился.
— Да вы что, мужики? Всё же ясно. Вы нас с кем-то перепутали.
— Хватит языком трепать. На пустырек отъедем и всё решим.
— Это куда?
— Да тут недалеко.
— Извините, не поеду.
— Подумай хорошенько, а то вмиг пулю проглотишь. — Бандит ткнул его в бок пистолетом так сильно, что Макс сморщился от боли.
— Давай, доставай девку, иначе мы вас прямо здесь завалим.
— Хорошо.
Макс распахнул дверцу и крикнул мне, дрожа от ярости:
— Вали, дура! Давай! — Он захлопнул дверцу и загородил меня собою.
Плохо помню, что было дальше. В одну секунду я перелетела на водительское место и повернула ключ зажигания.
Бандит попытался отпихнуть Макса, но тот буквально лег на дверцу и завопил:
— Анька, трогай! Уезжай скорее!
— Я люблю тебя, Макс, — всхлипнула я. — Я люблю тебя, Макс!
Раздался выстрел. За ним — второй. Я оглянулась — Макс лежал на спине и смотрел в синее небо. Нет больше моего ангела-хранителя. Я вдавила педаль газа, машина рванула с места.
Я летела стрелой, всхлипывая и глотая слезы. Я даже не смотрела, есть ли за мной погоня, — в душе образовалась мертвенная пустота.
Я вспомнила слова Макса, что если умирает любимый человек, то это не означает, что умирает любовь.
Я давила на газ, не обращая внимания на шарахавшиеся от меня машины, не утруждала себя и тем, чтобы посмотреть в зеркальце заднего вида.
Мне с Максом было отпущено слишком мало времени. Даже слишком мало… Но за такой короткий промежуток времени я очень сильно привязалась к нему и была уверена, что Макс влюбился в меня. Наверное, именно поэтому он поставил на кон свою жизнь — пожертвовал собой ради моего спасения. Он влюбился, а по-другому просто не могло быть. В такую, как я, не влюбиться невозможно. Я знаю себе цену.
Машина мчится на предельной скорости. Господи, помоги мне, умоляю тебя! Макс, милый Макс… Еще недавно мы строили планы… А теперь… Я не знаю, что делать… Я была не честна с Максом, страшно боялась чувства, которое возникло между нами, и всячески пыталась ему сопротивляться, но оно оказалось сильнее меня, и я практически сдалась. А ведь мы могли бы быть вместе… Могли бы… И никакого комплекса Клеопатры. Никакого…
Я могла бы его любить, заботиться о нем, доставлять маленькие радости и различные удовольствия… У меня перед глазами возникло его лицо… Он целовал меня торопливо, но очень страстно. И ловил мои легкие слезинки горячими губами. Я утыкалась ему в грудь и тихонько плакала, а он гладил меня по голове, просил успокоиться, потому что я сильная девочка. Я рыдала все сильнее, а Макс что-то говорил, пытаясь меня успокоить.
Я решилась отвлечься от воспоминаний. Ни к чему воспоминания. Меня не спасет прошлое, потому что есть настоящее, а в этом настоящем МАКСА НЕТ НА ЭТОМ СВЕТЕ.
Я взглянула в зеркальце заднего вида и заметила погоню.
— Макса не стало! — кричу я во все горло проезжающим мимо машинам и вытираю рукой слезы.
Кто-то крутит пальцем у виска, кто-то громко возмущается, кто-то делает вид, что ничего не замечает, а кто-то старается держаться от меня на приличном расстоянии. Я притормаживаю на светофоре и встаю рядом со стареньким «жигуленком», в котором чинно восседают дачники: пожилой мужчина и женщина, держащая горшочек с геранью. Открыв окно, я трогаю свой распухший нос и выпаливаю:
— Макса не стало!
Дачники кивают, нервно смотрят на светофор и пытаются вырваться вперед.
Я перевожу взгляд на следующую машину, за рулем которой сидит тучная женщина и жадно поглощает мороженое.
— Макса не стало, — говорю я и тихонько всхлипываю.
— Очень жаль, — понимающе отвечает женщина и сдает от меня назад.
— Макса не стало! — начинаю я орать во все горло, озираясь. — Люди, вы понимаете: Макса не стало! Он еще совсем недавно был, а теперь его нет!..
Но окружающие не смотрят на меня. Не хотят понимать. Им наплевать на мои проблемы. Такова жизнь. Никто не хочет воспринимать чужие проблемы как свои собственные. Мы так живем. По-другому просто не умеем… Я могу выйти на улицу и точно так же закричать: «Макса не стало!», но все пройдут мимо, никто не остановится. Люди стали глухи, слепы, бесчеловечны, пугливы и злы. Потому что мы не живем, а выживаем. Потому что не знаем, что будет завтра, а в послезавтра нам страшно заглядывать. Ненавидя друг друга, ненавидим себя и начинаем презирать за собственную несостоятельность и слабость.
Мы слепо верим чужим словам и уже практически не имеем собственного мнения. Стали холодны, расчетливы, завистливы и совсем не оптимистичны. Потому что научились дружить за деньги, жить за деньги и даже любить за деньги… Нищие страдают, что у них нет денег. Богатые страдают тоже. Мы запросто можем переступить через человека, который лежит посреди улицы, просто взять и переступить, даже не оглянувшись и не поинтересовавшись, что случилось. Может, у него сердце прихватило, а мы идем, не оглядываясь, и нам всё равно…
