Ильгиз Хабибянов - "Ярмо" для жулика
Срок Юре действительно скостили, так как свидетель не мог сказать суду ничего вразумительного, и он отделался годом. Но зато Повару суд засветил пять лет строгого режима.
Таштюрьма отличалась от подобных заведений тем, что здесь было проще насчет всего, в чем нуждались обитатели этого учреждения. К услугам заключенных (естественно, для тех, у кого водились деньги) здесь было все: анаша, опий, водка и даже женщины.
Повар четвертый день кряду находился в скверном настроении, вышагивая по камере и ругая Юру и себя на чем свет стоит. Были деньги, хата, женщина, нарисовалось интересное дело, и на тебе, все рухнуло в один миг.
- О боже! Прости мою душу грешную! - прервал размышления Повара мужичок лет пятидесяти, ждавший суда, который должен был состояться в этот день.
- Че это с ним? - спросил Повар у долговязого верзилы, залетевшего за разбой.
- Срок большой светит,- ответил тот,- этот жмурик с одним лепилой-гинекологом малолетку отжарили, а теперь вот грехи замаливают.
- Не хватало еще, чтобы наш дом в монастырь переоборудовали,- сказал Повар и подошел к просящему у бога снисхождения.
- Слушай, мерин! Прекрати ныть, не то по гыче схлопочешь!
- Да я тихо к господу... - начал было лепетать мужичок, но Повар прервал его, ударив с размаху тапочком по голове.
- Бога вспоминал, сука! А когда малолетку хорохорил, бога не помнил? Сколько ей лет было?
- Три-три-тринадцать,- еле-еле выговорил богом обиженный.
- Ну, падла! Дитя вдвоем... - Повар, разъярившись, не договорил, ударив взломщика лохматых сейфов кулаком в челюсть, отчего тот отключился, ударившись о стенку.
Бессознательное состояние жертвы не смутило Повара, и он, попинав его до усталости, лег на свою шконку перевести дух и успокоить нервы. Но тут его чуть не вывел еще один нытик. Им оказался домашний боксер, который лежал с деловой миной на физиономии, закинув руки за голову, и проклинал свою супругу, которая упрятала его сюда:
- Ну, сука, я ей по пятьсот бабок в месяц носил, хату выбил, обувал, одевал...
- Ты! Гундос вонючий! - прервал его Повар, повернув голову.- Не порть атмосферу. И вообще, что ты за яйцо? Я гляжу, ты весь на понтах.
- Да я просто так, немного разнервничался,- миролюбиво ответил домашний боксер, застенчиво улыбаясь, видно, боясь разбудить зверя, который в душе Повара только было начал успокаиваться.
- Слушай, мужик,- сказал Повар спокойным голосом, садясь на корточки,- ты здесь пассажир временный, одним словом, нуль, и свой деловой тон выбрось из лексикона, иначе люди тебя неправильно поймут. А говорю я тебе это потому, что ты лох. Баба тебя забыла, а ты одевал, обувал, да дурить их надо, а не обеспечивать! И вообще, подвяжи свою метлу, чтобы она не ныла, и без того тошно. Понял?
- Понял,- ответил боксер и обиженно опустил глаза.
В камере воцарилась тишина. Но вскоре внимание всех обитателей переключилось к решке. Долговязый тянул коня.
- Встань к волчку,- сказал Повар домашнему боксеру и обратился к долговязому.
- Кому малява?
- Если хочешь, то тебе,- ответил тот, читая записку,- жучки накатали от скуки.
- Женщины - это интересно, они всегда вносили разнообразие в мою жизнь,- сказал Повар, влезая на вертолет ближе к окну.
Этажом ниже оказалась женская камера, и Повар, не упуская возможности разнообразить быт, устроил интенсивную переписку. И к концу следующего дня выкинул номер, который надолго остался в памяти тех, кто находился в это время в таштюрьме.
Поутру он сделал заявление и пригласил прокурора по надзору, мотивируя это тем, что, дескать, он, его величество Александр Поваров, решил срочно жениться. Прокурор по надзору, естественно, вызвал его к себе, так как это была не жалоба на содержание и т. д., значит, дело не терпело отлагательства. Также он распорядился привести невесту Повара, восьмидесятидвухлетнюю бабушку Гюль-Пе-Пе, сидевшую этажом ниже. Невеста Повара, несмотря на возраст, была крепкой волчицей. Сгорбленная от возраста и черная от чефира и табака, она напоминала головешку из потухшего костра.
Гюль-Пе-Пе имела семь судимостей, и в тот год, когда Повар родился, она уже отсидела лет двадцать в сталинских лагерях. Несмотря на возраст, у нее сохранились два передних зуба, и она ходила легкой вразвалочку походкой.
- Привет, начальник! - поздоровалась она, входя в кабинет.
- Гражданка Гюль-Пе-Пе, доложите, как положено: осужденная такая-то, статья такая-то, срок...
- Брось! Ты че, в натуре! - перебила она его.- Я тебе че? Овца нестриженная? Я НКВД в тридцать седьмом так не докладывала, а тебе, думаешь, раскланяюсь?
- Ладно, любовь моя, не понтуйся, а лучше присядь ко мне,- прервал ее Повар.
- А, дорогой ты мой! Сокол мой ясный! Ты ли это? - воскликнула Гюль-Пе-Пе и бросила свое костлявое седло на колени Повара, обняв его за шею и улыбнувшись прокурору по надзору, обнажив два своих зуба, от вида которых блюстителю закона стало не по себе.
После недолгих дебатов, убедившись, что это не шутка, блюститель закона дал добро на брак. Аул ожил от такого события, и к вечеру вся семья передавала наилучшие поздравления новобрачным. Так прошла неделя, и вот настал день, когда они расписались. Молодым определили изолятор на три дня, которые должен был провести с ней Повар накануне этапирования его в Навоинскую зону.
Они шагали гордо по коридору: стройный двадцатипятилетний Повар и обаятельная восьмидесятидвухлетняя Гюль-Пе-Пе. Кормушки в честь такого события надзиратели открыли, чтобы Повар мог ясно и отчетливо услышать советы арестантов о том, как лучше удовлетворить супругу в брачную ночь.
Столько улыбок и смеху не было ни в одной тюрьме мира, смеялись все, как арестанты, так и надзиратели, даже овчарки и те с любопытством смотрели на такую уникальную пару.
Гюль-Пе-Пе, взяв под руку супруга, склонила голову к его плечу, выражая свой неподдельный восторг и изображая счастливую улыбку. Повар же, напротив, был очень серьезен, как человек, который сделал решающий шаг в жизни, который принесет его душе благополучие и покой.
Попав в зону, Повар был встречен одесситами, которые были практически во всех лагерях Союза.
- И где только не встретишь земляков,- поприветствовал их Повар.
- Только там, где хорошо, а где хреново, мы всегда есть,- ответил ему скуластый мужик лет сорока по прозвищу Разгуляй.
Крепкие плечи, проницательный взгляд и волевое лицо говорили о нем как о человеке бывалом. Возле него стояли два молодых парня лет двадцати с крепкими мускулами и массивными кулаками. Это были Петро и Серж с района Черноморки. Повар их видел раньше, но лично знаком не был. Однако был очень рад повстречать земляков за тридевять земель. И только теперь он увидел Валеру Стэца, вечного студента и завзятого хулигана, в прошлом чемпиона Украины по борьбе в среднем весе.
