Светлана Успенская - Посмертная маска любви
— Завтра в час чтобы ты был в клубе «Monkeys», понял? Есть разговор.
Я молчал в ответ. Мне не нравился приказной тон, которым он говорил со мной. Очень не нравился.
— Не слышу, — продолжала трубка, — ты понял?
— Ну. — Пришлось ответить утвердительно.
— Вот и не рыпайся, — резюмировал Толенков. — Не то быстро присоединишься к остальным… Понял? Ну?
— Ясно, — покорно согласился я.
Трубка запикала в ответ короткими гудками. Не выпуская телефон из рук, я откинулся в кресле и замер. Угроза была слишком недвусмысленна, чтобы ей пренебречь. Итак, они узнали, что жучок в бане — это моя топорная работа. Топорнее и быть не может… Но я же не дипломированный специалист Академии ФСБ, и даже книжки про шпионов не люблю…
Но откуда они узнали? Ну, мало ли откуда… Им мог сказать об этом Ринат, который парился вместе со мной и, наверное, не думал скрывать этот факт от друзей. Они могли опросить официанта в баре, банщиков, гардеробщиков. Конечно, у меня не столь запоминающаяся внешность, как у чемпиона мира по греко-римской борьбе Александра Карелина, но и этого хватит для опознания. Замечательно работает бандитская контрразведка!
Кэтрин, спохватился я. Как же Кэтрин? Вдруг они уже выяснили, что это по ее заданию я работал. Вдруг они охотятся за ней и завтра потребуют, чтобы я ее сдал!
Я схватился было за телефонную трубку, но тут же оборвал себя — спокойствие, только спокойствие… Кэтрин сейчас, наверное, спит, зачем будить ее среди ночи и пугать беспочвенными домыслами? Вот прогуляюсь завтра в «обезьяний клуб» и там выясню, что к чему. А пока нечего пороть горячку, нечего…
«А если они уже схватили Кэтрин? — пришла в голову паническая мысль. — Нет, не может быть, я только что от нее», — успокаивал я себя. Если даже я пока гуляю на свободе, то Кэтрин тем более, ведь там, в бане, ее не было, там был я. Завтра с утра я обязательно постараюсь ее предупредить, а сегодня… «Сегодня» уже кончилось.
Весь сон с меня слетел. Я отыскал пульт телевизора, нажал кнопку, и свечение голубого экрана слегка смягчило гнетущее одиночество моего страха. Я пощелкал по каналам, но везде — новости, политика, Чечня… Кому нужна Чечня в двенадцать часов ночи да еще при разгулявшихся нервишках?.. Шестой канал. «Дорожный патруль». Что ж, если ничего лучше нет… Буду держать руку на пульсе событий большого города.
Я уселся в кресле поудобнее.
Замелькали кадры. Пожар… Автокатастрофа… Убийство торговца наркотиками… Разбойное нападение на магазин…
И вот в кадре — проезжая часть шоссе с разметкой, мигающие машины «Скорой» и милиции и голос за кадром: «Сегодня в семь часов вечера на семьдесят втором километре МКАД было совершено убийство. По свидетельству очевидцев, автомобиль «БМВ-520» синего цвета остановился на Луговском мосту. Вышедший из машины мужчина хладнокровно расстрелял пассажиров стоявшей на обочине «Волги» и скрылся. В городе и области был объявлен план «Перехват-Центр», но результатов он не дал. Один из пассажиров «Волги» убит, двое ранены, водитель не пострадал…»
И крупным планом — залитое кровью лицо Славы Маленького, еще чье-то тело на асфальте, с задранной на животе рубашкой, — в нем я узнал телохранителя, который смеялся, когда я извивался, связанный, на полу.
Внутри меня как будто что-то рухнуло и покатилось вниз. Они достали его. Они все-таки достали его!..
Картинка в телевизоре давно сменилась, поползли титры, а я все еще неподвижно сидел, глядя на пустой экран. Перед глазами стояло лицо Славы с мертвыми, холодными глазами.
Но диктор сказал, что погиб только один человек. Кто из них — Славка или его телохранитель?..
Неужели уже седьмой труп за последние неполные три месяца? Неужели нас осталось только… Загибая пальцы, я пересчитал, сколько осталось человек из нашей бригады. Получилось пятеро, кроме меня. Я мрачно хмыкнул: если не включать убийц, Толенкова и близнецов, в свой круг, тогда нас осталось только трое — Игорь Копелян, Ринат и я. И еще Кэтрин…
Кэтрин!
Глава 14
Пронзительный свет бестеневых ламп заливал операционную голубоватым тревожным светом.
— Скальпель, зажим, еще зажим, — негромко произнес хирург, глядя на операционное поле из-под толстых роговых очков.
Бесшумные исполнительные медсестры скользили вокруг стола, подавая инструменты.
Изнурительная двухчасовая операция подходила к концу. Округлая черная пуля, вынутая из живота пациента, покоилась на белой салфетке на столике.
— Иглы, шьем, — негромко бросил хирург. — Как он?
— Давление шестьдесят на восемьдесят, пульс сорок, — через секунду отозвалась медсестра.
— Нормально. Выдержит, — произнес хирург и через некоторое время добавил: — Снимайте наркоз… Уже заштопали. Пять кубиков для стимуляции сердца.
Медсестра достала шприц.
Врач с облегчением снял марлевую повязку, стянул резиновые перчатки и принялся мыть руки. Этот хирург считался лучшим специалистом Склифа именно по огнестрельным ранениям. Огнестрельные брюшной полости — это была его «коронка». И врач был доволен — они спасли парня, вытащили его прямо с того света.
Больного везли на каталке в реанимацию. Его голова в кровавых ссадинах (ерунда, касательное ранение) слегка подрагивала от толчков и неровностей пола.
Отделение реанимации, куда привезли раненого Славу Гофмана после операции, располагалось на первом этаже.
— Пить, — прошептал Слава, в тумане наркоза едва различая над собой склоненное лицо медсестры.
Лицо исчезло, и его губ коснулось что-то освежающее. Но пить ему не дали, чуть смочили губы (при полостных операциях пить нельзя), и медсестра ушла. В зыбком свете, льющемся из коридора, угадывались черные ящики аппаратуры, в глубине палаты светился экран, по которому, слабо пища, ползла светящаяся точка.
Слава плавал в вязком полузабытьи, то приходя в сознание, то погружаясь в звенящий кошмаром сон. Пару раз в светлый проем двери проскальзывала медсестра, легкая рука касалась запястья, проверяя пульс, смачивала губы, потом медсестра бесшумно исчезала, как белое полуночное привидение.
Перед рассветом тихие коридоры реанимационного отделения совсем обезлюдели, больные, даже самые тяжелые, забылись зыбким предрассветным сном, и наступила такая плотная ватная тишина, что, казалось, ее можно было резать ножом.
Легкий шелест шагов по коридору не мог бы разбудить даже сторожевого пса, страдающего бессонницей, и тем более его не услышала дежурная по отделению, которая крепко спала, уронив голову на руки. Петли двери осторожно скрипнули, в предрассветном густом сумраке появилась хрупкая фигура в белом халате с марлевой повязкой на лице. Огромные темные глаза глядели поверх марли внимательно и уверенно.
