Наталья Андреева - Любовь и смерть в социальных сетях
– Понятно.
Плач в прихожей постепенно затихал. Люба поднесла ко рту чашку с остывшим чаем. Сделав пару глотков, спросила:
– Значит, Юля вам ничего не рассказывала о своем парне?
– Когда?
– А Оксане?
– Это вы у нее спросите.
– А вы разве не обсуждали с ней самоубийство дочери?
– Поймите, нас и так в полицию затаскали. Что тут еще обсуждать? Из детской комнаты не раз приходили. Юля ведь была несовершеннолетней, а их сейчас за это стригут, ментов. За проблемных подростков. А тут суицид!
– А следователь не связывал самоубийство Юли с группой «Анgелы Sмеrти?» – спросила Люба.
– А что это? – искренне удивился Юрий.
– Группа есть такая в социальной сети. Приват. Далеко не всех туда пускают. Юля была ее активным членом.
– Первый раз слышу, – удивился Парамонов. – Постойте… Была же записка. Юля написала ее тому самому мальчику, из-за которого…
– Юра! – В дверях появилась Оксана с Васькой на руках. – Ты вовсе не обязан об этом говорить! Дело закрыто! Мы достаточно намучились!
– Оксана, а вас следователь не спрашивал об «Анgелах Sмеrти»? – внимательно посмотрела на нее Люба.
– Первый раз слышу! – Васька опять заплакал, и Оксана принялась покрывать поцелуями его пухлые щечки: – Тихо, тихо, маленький… Успокойся, малыш…
– А вы читали ее предсмертную записку?
– Господи, ну сколько можно! – истерически взвизгнула Оксана. Она моментально изменилась: куда делся тусклый вид, усталость, подавленность?
«Сумасшедшая мать», – подумала Люба. Есть такой тип женщин. Семья для них на первом месте, а в ней главнее всего дети. Муж лишь средство, чтобы их обеспечить всем, чем только возможно. Оксана не рвется на работу, не очень-то следит за собой, с подружками общается постольку-поскольку, зато кастрюли блестят, бак для грязного белья к вечеру пуст, в шкафу стопкой лежат накрахмаленные простыни, а в холодильнике полно еды. Юрию и в самом деле повезло.
«Надо уходить…» Люба отставила пустую чашку и встала.
– Что ж, выздоравливайте, Юрий Павлович. – Стас тоже поднялся. – Мы проверим ваше алиби, а потом вернемся к этому разговору.
– Думаете, я взломал банковский сайт? – усмехнулся Юрий.
– Но ведь вы это можете?
– Я этим не занимаюсь! – отрезал Парамонов. – Если бы я мог взламывать банковские сайты, зачем красть комплектующие со склада, которые еще надо кому-то продать, куда-то определить черный нал. А тут увел деньги в офшор – и живи себе припеваючи где-нибудь на Гаити.
– Почему Гаити? – невольно улыбнулась Люба.
– Ну а куда ж мне с такими деньгами? – развел руками Парамонов. – Послушайте, я программист, а не вор. Мне хорошо платят за мою работу. Я очень люблю свою жену, поэтому не имею любовницы. Обожаю сына. Мы с Оксаной не озабочены потреблятством.
– Как-как?
– А что? Мне нравится это модное словечко. – Юрий улыбнулся. – Очень точно отражает образ жизни, которым живет большинство. Я его в Инете вычитал. Потреблятство. Понравилось. Так что не впутывайте меня в это. И… мою семью тоже в покое оставьте, – тихо попросил он.
Оксана стояла рядом и согласно кивала. Васька сосредоточенно сосал палец.
– Вот моя визитка. – Люба полезла в сумочку. – Если что, звоните. Мне очень интересно знать все об «Анgелах Sмеrти». Вдруг вы что-то вспомните.
– А зачем вам это? – удивленно спросил Юрий.
– Я пишу диссертацию… – Люба слегка замялась. – О влиянии Интернета на различные возрастные группы. В основном меня интересуют подростки.
– Я не думаю, что мы вам чем-нибудь можем помочь.
Им со Стасом ничего не оставалось, как распрощаться. Любина визитка осталась лежать на столе рядом с пустой чашкой. Не исключено, что ее смахнут в мусорное ведро вместе с фантиками из-под конфет. Оксана – хорошая хозяйка. Она ревностно хранит семейный очаг и покой мужа.
Едва они отъехали от дома Парамоновых, Люба сказала:
– Это не он.
– Как так? Мы же с тобой решили…
– Не он, и все. Я чувствую.
– Что ж ты со мной делаешь! – разозлился Самохвалов. – У нас было три стопроцентных подозреваемых! Три! Которые железно вписывались в схему! А теперь никого! Ноль!
– Остались еще двое, – тихо напомнила Люба.
– Кто?! Габаев с Максом?!
– Именно.
– Ну, понятно. Как говорится, ищи крайнего. А крайние у нас кто? Гастарбайтеры! На них все и валят. У Габаева временная регистрация. Он – лицо кавказской национальности. Лучшей кандидатуры не найти, согласен. Но пойми ты… Мне не срок ему надо нарисовать, а деньги вернуть. Бабки, грины… Понимаешь?!
Люба пожала плечами:
– Понимаю.
– Да ничего ты не понимаешь!
– У Парамонова алиби, – напомнила она.
– А я тебе сто раз говорил, что вор, а теперь еще и убийца, не дурак. Откуда я знаю, кто покупал лекарство по кредитке Парамонова? Может, сообщник?
– А может, они все повязаны? Все работники склада? Один ворует, другая базу рисует, третий сбывает краденое.
– А что? Об этом я не подумал… Еще один подельник? – всерьез задумался Стас. – Всем гамбузом тащат?
Они какое-то время молчали.
– Что ты скажешь о его жене? – спросила Люба.
– Кого? Парамонова? Баба как баба.
– По-моему, она нервничала.
– А ты бы не нервничала?
– Если мой муж невиновен – то нет. Он сказал что-то очень важное… погоди… Там была какая-то фраза… Которая меня насторожила…
– Ты же сказала, что он невиновен, – усмехнулся Стас.
– Такое странное чувство, что он мне все рассказал. И я поняла, о чем это он, но… Что-то меня отвлекло…
– Перестань играть в детектива, – поморщился Стас. – Тебе не идет.
– Я не играю, – обиделась она. – Это психологический фокус, ключевую фразу из важного разговора человек вспоминает где-то через сутки. Если разговор состоялся вечером, то наутро. Недаром же говорят: утро вечера мудренее. Вперед бегут эмоции: он мне сказал, а она сказала… Имеют значение тон, обидные слова, реакция свидетелей разговора, если они были. И только когда спадает накал страстей и душа успокаивается, включаются мозги. Тут-то и всплывает ключевая фраза, сказанная, быть может, в запале. Важнейшая информация. Парамонов мне сказал все, что я хотела услышать, уверена.
– Есть шанс, что завтра ты назовешь мне имя убийцы? – усмехнулся Стас.
– Возможно… – она еле слышно вздохнула. Пока никаких идей. Но и утро еще не наступило. – Что мы будем делать дальше?
– Мы? Ты же отказалась мне помогать.
– Я тебе должна. Ты избавил меня от приставаний Василия Федоровича. На работе меня, похоже, восстановят. Все утряслось.
– Значит, проблема рассосалась?
– В процессе.
– Выходит, ты больше не несчастная женщина?
– Стас, я несчастная одинокая женщина, но ты можешь расслабиться. Я готова перейти от безостановочных рыданий к разумному осмыслению ситуации. То есть я могу остаться дома одна.
