Вергилия Коулл - Черный код
– Анита, перед уходом загляните ко мне в кабинет на пять минут. По личному вопросу.
На лбу тут же выступил холодный пот. Тон у Васильева был очень уж многозначительный. Или показалось? Я сглотнула, ответила что-то, постаралась улыбнуться, а у самой коленки задрожали. Ведь один раз он меня уже поймал с поличным!
Я наскоро заполнила документы о проведении сеанса, попрощалась с адвокатом и на ватных ногах отправилась в кабинет главврача. Васильев возвышался за столом и попивал чай. В воздухе разливался терпкий аромат крепкой заварки.
– Садитесь, Анита, – пригласил он, указав жестом на обитое кожзаменителем кресло, и подвинул в мою сторону другую кружку, от которой исходил пар, – чайку будете?
Мне самой хотелось наладить с ним отношения, поэтому я послушно заняла место и взяла горячую посудину в руки. Сделала глоток. Горько-сладкий привкус увяз на языке. Дома бы такой чай пить не стала. Да и вообще всегда больше предпочитала кофе. В голове еще слегка звенело от перенесенных минут страсти с Максом, в теле ощущалась тяжесть. Я предпочла бы поехать домой, чтобы уединиться и еще раз обдумать катастрофу, в которую только что превратила свою жизнь, но пришлось терпеть компанию Васильева.
– Знаете, – начал тот, отхлебывая из своей кружки, – а ведь я здесь всю жизнь проработал. Да, да, – главврач задумчиво покивал головой, посмотрел в окно, – вот опомнился, а оказалось точно, всю жизнь с будущими зеками, столько историй их жалостливых понаслушался, что держите меня семеро! И каждый утверждал, что попал сюда по ошибке, и суд к нему относится предвзято.
Нехорошее ощущение все больше овладевало мной, хоть я упорно старалась не паниковать раньше времени. Зато сладкая нега из мыслей быстро испарилась, словно это не я буквально полчаса назад занималась самым страстным виртуальным сексом в своей жизни. Инстинкт самосохранения заставил напрячься и протрезветь.
– Вы мне нравитесь, Анита, – вдруг поднял глаза Васильев.
– Вы мне тоже, Аркадий Григорьевич, – несмело улыбнулась я.
– Я когда из интернатуры только сюда пришел по распределению, работала со мной медсестричка одна. Чем-то на вас была похожа, такая же светлокожая, темненькая… и звали ее похоже, Анечка.
– Здорово, – я снова приложилась к кружке, чтобы скрыть недоумение.
Мне чертовски не нравился этот разговор. Просто чертовски! Он начинался издалека, но уже становилось понятно, что это лишь слабые всполохи молний перед бурей, а настоящая гроза еще впереди.
– И был у нас один заключенный. С воспалением легких к нам в лазарет попал. Как-то сначала я не обратил внимания, что она все возле него крутилась, выхаживала. Потом стал замечать, что из дома еду приносит, подкармливает, значит, его. От казенных харчей-то, понятное дело, всех воротит. И такая любовь у них трогательная завязалась, такие слова он ей красивые говорил. Верила, что обязательно дождется его, сколько б ни дали, любой срок.
Васильев так посмотрел на меня, что все стало понятно, но я продолжала упрямо разыгрывать святую простоту:
– И что, дождалась?
Главврач вздохнул, поставил на стол свою уже почти пустую кружку.
– Не дождалась. Прирезал он ее. Во время побега. Попросил помочь, а потом как лишнюю свидетельницу убрал. Жалко мне ее было до слез. А вам?
Я тоже поставила кружку и выпрямилась.
– Вы думаете, Максим меня прирежет?
Некоторое время мы сверлили друг друга взглядами. Неизвестно, что уж хотел прочесть Васильев в моих глазах, но он сдался первым и вздохнул еще раз.
– Вы знаете, что среди заключенных очень многие ищут и находят женщин на воле? И эти женщины добровольно пополняют им счета на мобильном, носят передачки и всячески стараются угодить, не понимая, что их просто используют.
Я невесело ухмыльнулась.
– Считаете, Максиму не хватает денег на телефоне?
Мой собеседник раздраженно выдохнул через нос и сцепил пальцы в замок.
– В прошлый раз, когда вы кинулись на него со своим незапланированным вторжением, Анита, я боялся, что нужно спасать его от вас. Но теперь я с ужасом понимаю, что это вас надо спасать от него.
Я проглотила сухой ком в горле. Ну вот, намеки становятся все более прозрачными, и можно уже говорить начистоту.
– Как вы догадались?
– У мужчин возбуждение происходит более явно, Анита.
К моим щекам прилил жар. Ну конечно, этого и следовало ожидать.
– Во время сеанса многие возбуждаются, Аркадий Григорьевич. Вы же не первый раз со мной работаете. Думаете, я со всеми теми убийцами любовь крутила?
– Нет, что вы! Что вы! – округлил глаза он. – Никогда бы не подумал про вас так. Но и вы… никогда ни на кого не смотрели так, как сегодня на моего пациента.
– И поэтому вы решили, что он будет меня использовать?
– Конечно! Вы – его шанс к свободе! Поэтому я и позвал вас сюда. Не наделайте глупостей, Анита. Не верьте красивым словам, если он их уже говорил. Мне будет вас жаль. До слез.
Я только фыркнула.
– Ему не нужна свобода. Он сам признался в преступлении, а меня появляться не просил. Я здесь по просьбе сестры Максима, и только.
Главврач посмотрел на меня свысока.
– Признаться в преступлении и не хотеть выйти сухим из воды – это разные вещи.
– Но зачем Максиму идти в тюрьму, так рисковать, чтобы потом пытаться отсюда выйти таким сложным способом?!
– Возможно, чтобы отвлечь наше внимание от чего-то другого? Или от кого-то другого?
Я закусила губу. А ведь действительно, когда стала кричать Максу «Кого ты защищаешь?», он ответил «Тебя», и все вопросы сразу отпали. Я настолько была ошарашена его признанием, что поверила каждому слову до единого. А что, если это была уловка? Такая, как предложил Васильев? Что, если ответ «тебя» был самым простым вариантом моего отвлечения от правды?
Что, если Макс продолжает двойную игру, выгораживая кого-то другого и наталкивая меня на ложный след? Убийство Соловьева все равно бы так просто не оставили. Но, видимо, его смерть была кому-то очень необходима. Возможно, след бы вывел на того, кого Макс пытался покрывать, совершив преступление своими руками. Но умирать-то или сидеть пожизненно никому не хочется! И поэтому Максу нужно, чтобы я нашла ему оправдание, а суд выпустил на свободу. А я уже и первый шаг совершила – соврала, что никакого признания не было. Добровольно, Макс меня об этом не просил. Он только попрощался со мной особенным, мягким тоном, от которого сердце сладко застыло, а потом быстро-быстро забилось в груди. И я не смогла поступить иначе.
А Макс чист, бескорыстен и наполнен искренними чувствами… вот только ко мне ли?
– Вижу, что вы задумались, – заметил Васильев, – это хороший знак.
