Изменил? Пожалеешь! (СИ) - Искра Ирма

— Не надо. Все в порядке.

Отец прижимает мою голову к груди и гладит:

— Девочка моя… Не плачь.

— Да ни за что! — фыркаю. — Я не по нему плакала. Я от радости плакала, что не беременна от подонка. Теперь уже точно.

— И все-таки врача я вызову. Позже. Пусть что-нибудь успокоительное выпишет, что ли…

Мы возвращаемся в кабинет.

Евгения Аркадьевича уже нет — у мужчины хватило такта выйти. Но на столе лежит отпечатанное заявление о разводе.

Мне неприятно осознавать, что его печатала Крыска, к тому же, это не корпоративный документ, а значит, не ее работа. Лучше бы я сама напечатала бумагу, а теперь мачеха узнает мои планы через пять минут.

Я кошусь на входную дверь, и папа словно читает мои мысли.

— Женя сам подготовил и распечатал. Нечего посторонним знать наши семейные дела, не так ли? Ознакомься, проверь данные, но подписывать надо в суде при подаче.

— Спасибо, — киваю я, погружаясь в чтение.

Выждав, когда я закончу, отец вдруг заявляет:

— Даюшка, я не могу отпустить тебя в ваше совместное жилье. Не хочешь в мой особняк возвращаться, поживи тут, в офисе, мне будет спокойнее.

— Да уж, твою ругань на совещаниях слушать каждый день, — ворчу. — Или с Риммой сталкиваться в коридорах. Зачем только ты ее в свою бухгалтерию пристроил? Не буду же я в твоей переговорной безвылазно сидеть, как в камере-одиночке.

— Ну так давай купим для тебя квартиру!

— У меня уже есть квартира. Не хочу отступать. Хватит, сегодняшнее бегство не повторится.

В приемной я с удивлением вижу юриста. Он о чем-то спрашивает Крыску, нависнув над ней, как коршун над цыпленком. Взгляд секретарши испуганный. При моем появлении Евгений оставляет жертву в покое и следует за мной в коридор. Догоняет быстрым шагом. Я в это время вызываю такси, что не остается незамеченным.

— Даяна Велимировна, зачем же такси? Я могу вас подвести, а по пути обсудим тактику поведения в суде, — предлагает юрист.

Я удивленно вскидываю брови:

— Какую еще тактику? Зачем?

— Это понадобится при разделе имущества.

Мне кажется, или это лишь предлог? Я подтверждаю вызов, останавливаюсь и говорю откровенно:

— Евгений Аркадьевич, спасибо за предложение, но суд будет лишь через месяц после подачи заявления, вы сами говорили. Вот тогда и обсудим. А сейчас извините, но я хочу побыть одна.

— Понял. Не смею настаивать.

Мужчина улыбается уголками губ, и снова этот взгляд паука, оценивающего пролетающую над паутиной муху.

Брр.

Я еще развестись не успела, а на меня уже положили хищный глаз?

Далеко пойдет.

Глава 4. Возвращение

Выхожу из такси, вскидываю взгляд на верхние этажи высотки и отмечаю, что в наших… пока еще наших… окнах горит свет.

Резко выдыхаю и считаю до десяти. Медленно. Ни о чем не думая, отсекая любые эмоции.

Я должна относиться к Лёве, как к шатающейся кирпичной стене. С осторожностью. Обходить стороной. Кирпичи иногда падают на голову.

И разговаривать со стеной бессмысленно. Что-то доказывать, взывать к совести, упрекать — бесполезно.

Человека по имени Лев Маркович Шейнц, чью фамилию я отказалась брать из-за того, что она совпадала с прежней фамилией моей «обожаемой» мачехи, — не существует. Есть лишь стенка с табличкой. Точнее, гранитный памятник на кладбище разбитых сердец, с его именем и фото.

Вот и всё.

Дверь незаперта.

Я толкаю её. Моей сумки в прихожей нет, как и чемодана.

Не разуваясь, иду к гостиной, откуда доносятся звуки разговора. Прислушиваюсь.

Лёва, Анька. Ожидаемо.

Но вдруг раздается властный женский голос, тоже отвратительно знакомый:

— Даже не вздумай, Лев. Никаких разводов.

— Но тётя, жена нас застукала.

— И что? Помиритесь. Будь поласковее, прекрати блядовать, и всё наладится. Ты же понимаешь, если Велимир Степанович узнает, то вышвырнет тебя пинком. Ты ставишь под удар все наши планы, идиот!

— Но Лёва обещал на мне жениться! — возмущается Аня. — У нас будет ребенок!

— Не будет! — рубит с плеча Римма. — Ты, дорогуша, завтра же идешь в абортарий.

— Но я хочу этого ребенка! И Лёвочка хочет! И срок уже слишком большой!

— И что? Рожать ублюдка тебе никто не позволит. И о Лёвочке забудь. Или, знаешь ли, на дорогах так много аварий, а твоя колымага уже такая старая, может подвести в любой момент.

— Вы мне угрожаете?

— Предупреждаю. Не путайся под ногами, девка. Кто ты такая, чтобы твое существование ставило под угрозу благополучие моей семьи и планов? Никто и ничто. Завтра я лично отвезу тебя в больничку, и оттуда ты выйдешь практически девственницей. Понятно?

— Вполне.

Голос у Ани звенит от возмущения, и совершенно ясно, что бывшая подруга не смирится.

Мачеха тоже это прекрасно понимает. Одна хитрая тварь всегда разглядит уловки другой хитрожопой лисы. Поэтому Римма действует жестко:

— Знаешь, я передумала. Не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Едем в абортарий сейчас. Я договорюсь со знакомым гинекологом, он тебя прооперирует.

— Тётя, срок действительно уже большой, — вступается Лёва.

— А тебя, дорогой мой, никто не спрашивает. Заткнись и не отсвечивай, если не сумел держать свой член в штанах, пока наше дело не завершено. Кобель! И было бы на кого променять директорскую дочку, тупица! На какую-то массажистку! И ладно бы променял. Но тащить любовницу в свою квартиру? Какая глупость! Как там тебя, Аня? Поднимайся, Аня, идем. Быстро! Или я звоню своему телохранителю, и он тебя отволочет за шкирку по всем лестницам с десятого этажа, и абортарий не понадобится.

Что ж, я слышала достаточно.

Сглатываю комок в горле, тихо пристраиваю на консольном столике запасной мобильник, на котором работает видеозапись, и толкаю приоткрытую дверь гостиной.

Оглядываю онемевшую от неожиданности троицу.

Лёва и Аня сидят рядом на диване. Хорошо смотрятся, между прочим. Его медные волосы и ее, крашеные в вишневый оттенок. И глаза у обоих голубые, но у Ани темнее.

Мачеха устроилась в кресле, нога на ногу. На журнальном столике между ними — конфеты, сырная нарезка, фрукты и вино. Бокалы с рубиновой жидкостью находятся в руках моей мачехи и пока еще мужа. Аня держит чашку с водой.

Просто сборище красноволосых разных оттенков. И я среди них чужая, какая-то белокурая Снегурочка.

Вежливо здороваюсь:

— Добрый вечер, Римма Яковлевна, остальных я сегодня уже видела. Какими судьбами?

— Родственными, Даяна, родственными, — усмехается ярко-рыжая длинноногая красавица. Ухоженная от кончиков длинных локонов до алых ноготков на изящных ножках.

Она лишь на пять лет меня старше, но мне кажется, это я старше на полвека, не меньше. Чувствую себя безобразной больной старухой под презрительным взглядом ее зеленых глаз с пышными нарощенными ресницами.

Римма, как всегда, быстро берет ситуацию в свои крепкие руки:

— Рада тебя видеть, Дая, но мы с твоей подружкой уже уходим. Анечка обещала мне массаж. Слышала, у нее такие искусные руки…

— В таком случае, всего доброго, Римма Яковлевна, — говорю равнодушно. — Сожалею, но Аня остается. У нас с ней неотложное дело.

— Какие могут быть дела в такой поздний час? — поднимается аккуратно нарисованная бровь.

— Неотложные, — отвечаю терпеливо и кручу в руке мой основной телефон, с которым меня все привыкли видеть. Небрежным жестом убираю аппарат в карман куртки. — Массаж можно перенести и на завтра, а вас с нетерпением ждет мой папа, я только что от него. Насколько мне известно, у него возникли какие-то вопросы по вашему последнему квартальному отчету.

Рыжая бледнеет, на ее точеном носике сквозь слой пудры проступают пятна замаскированных веснушек.

— Я ему позвоню. Даяна, Аня должна уйти со мной. Ты пойми, я хочу помочь…

Обрываю ее:

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, Римма Яковлевна.

Папина жена с ненавистью смотрит мне в глаза, но пожимает плечиком.