Блэйн Андерсен - Роковой поцелуй
— Как ты смеешь! — заорал он.
— Спокойно! Почему, собственно, я должна довольствоваться лишь частью поместья, когда я могу заполучить его целиком?! Предупреждаю тебя: еще какая‑нибудь твоя: глупость, вроде этой, и я найду способ покончить с твоим попрошайничеством; присосался как пиявка!.. Учти: твое будущее в моих руках, никак не меньше, чем мое — в твоих. Я знак свою падчерицу достаточно: она не потерши общества фигляра и жулика, который предал и продал ее любовь…
— Ладно, — сокрушенно махнул Хэдли рукой. — Пойду собираться. — Он подошел к шкафчику, достал бутылку виски, налил бокал и залпом выпил. Он чувствовал, что ему в ближайшее время выпивать придется довольно часто.
Элис молила Бога, чтобы Мод была в хорошем расположении духа. Она поторапливала Кабошона, повторяя про себя историю, которую собиралась поведать хозяйке Тоттен‑Хоу. Вроде бы все звучало убедительно, в все же что‑то было не то. Как стрельба по дальней мишени: и прицел правильный, и рука не дрогнула — а пуля все‑таки летит мимо. А от того, насколько Мод поверит ей, зависит многое, по сути, зависит все будущее — с Кейроном, или…
Он хотел на ней жениться — не важно по какой причине. Сердце у нее начинало биться сильнее, как только она задумывалась об этом. Ну что ж, если ей суждено потерять Брайархерст, пусть так и будет. Все, что ей еще недавно было так дорого: имя, право наследования, само имение — все теперь ничто; она готова, от всего этого отказаться, если взамен получила бы Кейрона.
Элис тряхнула головой — не время предаваться благодушию. Признается ли она Кейрону во всем или будет хранить свою тайну, все равно стать госпожой Чатэм — слишком большой риск. Ее инкогнито будет неминуемо раскрыто; а она ведь должна скрываться и от правосудия, и от убийцы Джулии.
Единственное, на что остается надеяться, — лишь на то, что поиски Хэдли наконец дадут какие‑то результаты. Завтра она с ним встречается — если, конечно, Господь Бог и почтовая служба на ее стороне. Но он ни разу ей так и не ответил, и она могла только молить Бога, чтобы он получил хотя бы ее последнее письмо.
Элисон не изменяла ему, разве что в мыслях, однако на лице ее выступил румянец стыда. Как же она предстанет перед ним, любя другого? Может быть, он скажет ей что‑нибудь, что оправдывает ее виноватое молчание?
Перед ней уже высились черные ворота Тоттен‑Хоу, и Элис пробрала дрожь от миссии, которая ей предстояла. Да, это было не легче, чем с Хэдли; подозрения Мод могли все разрушить. Ведь так легко было раскрыть прошлое Элис. А Мод если учует след, то ее уже ничто не собьет. Нет, надо сделать все, чтобы рассеять ее подозрения. Передавая поводья конюху, она наудачу скрестила пальцы — пусть Мод поверит в ту легенду, которую Элис придумала этой ночью.
На большой парадной двери был изображен фамильный герб Деламеров: грифоны, сцепившиеся в яростной схватке; своими толстыми хвостами они душили друг друга за горло. Образ вряд ли мог успокоить Элис. На какой‑то момент она потеряла самообладание — может быть, вернуться? Но затем, повинуясь скорее инстинкту, чем логике, она дернула веревку звонка. Лакей провел ее в библиотеку; смелость вернулась к ней: она уже здесь, и отступать поздно!
Мод появилась в дверях даже раньше, чем Элис того ожидала. Неотразима, как всегда, в костюме для верховой езды, на лице — выражение сдержанного удивления.
— Мисс Уокер? Какая неожиданная честь — видеть вас здесь. Чего изволите?
Ее руки в перчатках держали хлыст, и в такт словам она сгибала его туда‑сюда, словно проверяя на излом. Манера ее поведения изменилась — прежняя легкость исчезла — и Элис подумала: задача, пожалуй, даже не в том, чтобы убедить Мод в подлинности своей истории, а в том, чтобы успеть досказать ей ее до конца.
— Я хочу с вами поговорить.
— Конечно, — резко бросила Мод. — Только покороче — у меня сегодня много дел.
— Я вижу, вы предпочитаете прямой раз говор, мисс Деламер. Я тоже. Я хочу обсудить с вами ваши подозрения на мой счет.
— В самом деле? — Мод скептически приподняла бровь. — Не могу себе представить, что вы можете рассказать.
— Я пришла сюда, чтобы сказать вам, что я солгала. — Элис сделала паузу, правильно рассчитав воздействие своих слов на Мод: тонкие черты ее лица выразили крайнее удивление.
— Извините, что?
— К сожалению, я не сказала вам правды. А также лорду Грэнвиллу. Но я хочу исправить положение, если вы мне это позволите.
— Позволю ли я? Еще бы — это более чем забавно. — Мод опустилась на пуфик.
— Я знаю, вы обнаружили многое, что не соответствует моим утверждениям, что я происхожу из семьи низшего сословия.
Мод наклонила голову, приглашая Эллис продолжать.
— Действительно, мое поведение наверняка могло показаться странным для простой гувернантки. Оно больше было похоже на то, как ведут себя женщины вашего круга…
Это сравнение вывело Мод из себя; она вскочила:
— Из всех ваших дерзостей эта…
— Пожалуйста, — перебила Элис, — дайте мне закончить. Потом можете говорить все, что хотите.
Мод несколько успокоилась и, взяв себя в руки, вновь присела.
— Ну, хорошо.
— Как я уже сказала, я из довольно обеспеченной семьи, по крайней мере, до недавнего времени моя семья таковой являлась, пока мой отец не стал завсегдатаем лондонских игорных домов. Еще прошлой зимой я посещала балы и путешествовала по Европе. Но внезапно, хотя для отца это, наверное, было не так уж внезапно, деньги стали таять. Безумные ставки, неизбежные проигрыши — кончилось тем, что он проиграл все, включая и мою долю наследства. В отчаянии он застрелился. Наше имение досталось кредиторам, а я оказалась предоставленной самой себе.
Мод усмехнулась:
— Браво, мисс Уокер, отличная сказка. Очень неглупо — во всяком случае она вполне объясняет, почему у вас такие обширные познания в науках, и притом — никаких характеристик. Но зачем вам нужен был весь этот маскарад? Многие гувернантки — действительно дочери разорившихся родителей. Так зачем вам было все это придумывать?
— Мне было стыдно, — Элис отвечала мягко‑покорно, опустив глаза, в надежде, что ей удалось изобразить достаточно высокую степень скорби. — Чем же мне было гордиться? Признаться, что отец был не только игрок; но еще и плохой игрок, а вдобавок и человек, для которого игра значила больше, чем его единственная, дочь — это же позор! Мне показалось, что начать жизнь с чистого листа — это, пожалуй, менее болезненно.
— Вы хотите мне сказать, что выдавать себя за гувернантку, со всеми неудобствами, которые с этим связаны, — легче, чем сказать правду?
