Блэйн Андерсен - Роковой поцелуй
— Вы хотите мне сказать, что выдавать себя за гувернантку, со всеми неудобствами, которые с этим связаны, — легче, чем сказать правду?
— Мне бы все равно пришлось терпеть эти неудобства — я должна была как‑то зарабатывать себе на жизнь. Было проще не вспоминать о том, что я потеряла…
— Может быть, может быть, — вкрадчиво протянула Мод. — Во всяком случае, это прошлое не так уж много значит в свете вашего будущего — в качестве леди Чатэм.
Элис поперхнулась. Что ей сказать в ответ?
— Вам нехорошо, мисс Уокер?
— Я не совсем поняла то, что вы сказали.
— Вы вроде бы пришли, чтобы рассказа всю правду. Если так, то зачем притворяться, что вам неизвестны намерения Кейрона?
Мод еще не знала в точности ни того, каковы они были, его намерения, ни того, сообщил ли он о них Элис. Теперь она почувствовала, что может получить ответы на оба вопроса.
— Намерения?..
— Мисс Уокер, вы же наверняка знаете, что он собирается жениться на вас?
— Откуда вам это известно? — Элис покраснела: Мод удачно забросила удочку.
— Он сам мне об этом доложил.
Элис молчала, в полном смятении и растерянности. Почему Кейрон решил кому‑то довериться — да не кому‑нибудь, а именно Мод! Но времени для раздумий у нее не было.
— Вы слышали, что я сказала? Кейрон сказал мне, что он хочет жениться на вас.
— Та‑а‑ак, — протянула Элис, не выразив никаких эмоций и не зная, что ответить.
— Так вы не отрицаете?
— Не вижу смысла.
— Хорошо. Теперь мы дошли до истины. Может быть, вы признаете, что и эта новая версия вашей жизни — тоже сплошное вранье?
— Вы сомневаетесь в моей правдивости?
— Я не сомневаюсь только в одном: что вы хотите заползти как змея в доверчивое сердце Кейрона. Мисс Уокер, если вы думаете, что ваше это так называемое признание снимает мои подозрения, вы сильно ошибаетесь. Ничто из того, что вы сегодня сказали, не уменьшает моих опасений за его судьбу. Я уже сделала все, что могла, чтобы предупредить его о грозящей опасности.
— Извините, что?..
— На прошлой неделе я с ним говорила и поделилась своими опасениями. Бог знает, чем вы его ослепили, каким колдовством, но вы в какой‑то мере добились своего: он почти не обратил внимания на то, что я ему говорю. Но учтите: если Кейрон не способен себя сам защитить, я возьму на себя эту задачу!
— Что это значит?
— Да вот что: сколько бы раз ты, дорогая, ни меняла свою историю, на меня это не подействует.
— Наверное, мне лучше тогда уйти.
— Да, уж, пожалуй. Лакея, думаю, беспокоить не стоит. Разве только прихватишь что‑нибудь по дороге? — в гневе Мод перешла на «ты».
Элис сжала кулачки, так что ногти впились в ладони. Выхватить бы у нее хлыст и выбить из нее всю ее надменность! Она ее считает простолюдинкой, служанкой, так, может быть, сыграть эту роль до конца? Однако разум победил, Элис направилась к дверям, потом остановилась.
— А вам не приходит в голову, что Кейрон видит меня лучше, чем вы?
— Кейрон ошибается, но я позабочусь, чтобы он одумался.
Элис больше не могла видеть ее самодовольного лица, она вышла, хлопнув дверью.
Она выхватила поводья из рук конюха, и жеребец фыркнул, как будто тоже выражая желание побыстрее покинуть усадьбу Деламеров. Конюх хотел было подсадить Элис, но она самостоятельно взлетела в седло — подвиг, на который в нормальном состоянии она вряд ли была бы способна. Затем рванула Кабошона с места в карьер и устремилась вниз по дубовой аллее, подальше от Тоттен‑Хоу.
Она неслась на бешеной скорости несколько миль, пока хлопья белой пены не стали срываться с уздечки, а сама Элис не стала задыхаться. Она сменила галоп на медленную рысь, и вокруг стало неожиданно тихо — самым громким звуком было порывистое дыхание коня и всадницы.
Она и не рассчитывала на то, что ее встреча с Мод пройдет гладко и спокойно. Однако то, что она услышала, превзошло ее самые худшие ожидания. Мод явно не приняла новую версию ее прошлого, и хуже того, ее ярость лишь увеличилась из‑за предложения, сделанного ей Кейроном. Элис никак не могла понять, зачем он рассказал об этом Мод, иначе как бы она об этом узнала?
Ой, какая же она дурочка! Мод перехитрила ее! Она не знала — она лишь подозревала — а Элис подтвердила ее подозрения! Черт побери! И так все из рук вон плохо — а теперь стало еще хуже!
Мод, конечно, постарается ее разоблачить. Достаточно посмотреть на ее острый подбородок и кошачьи глаза!
Элис постепенно, мучительно приходила к одному единственно возможному выводу: придется рассказать Кейрону о своем прошлом. От этой мысли она похолодела.
Да, выбора у нее нет! Надо во всем признаться. Он поймет, если любит ее. Но если он узнает, что она связана обязательством перед женихом, будет ли он по‑прежнему любить ее? Поверит ли он ей, что она не убийца? Рыдания душили ее. Как все‑таки жестока к ней судьба.
13
Дженни опрометью выскочила из комнаты Лайли и бросилась по коридору к выходу. Она едва сдерживала рыдания, и вопрос‑то Лайли задала самый невинный: как дела в семье у Дженни. Откуда девочке было знать, что в прошлый понедельник Дженни узнала о гибели своего единственного брата Лиама. Даже через неделю после того, как Дженни получила от матери это жуткое известие, она не могла представить себе веселого шалуна Лиама мертвым. Надо же было такому случиться — попал под проезжавший экипаж — и все! Как это глупо, нелепо…
Наверное, если бы Дженни удалось побывать на похоронах и вдоволь поплакать там, ей было бы легче. Но известие пришло слишком поздно, да и узнай она вовремя, поездка вряд ли состоялась бы. Даже самым быстрым дилижансом — три дня туда, три обратно, да еще какое‑то время, чтобы утешить мать — не такого долгого отсутствия она себе не могла позволить.
В этом году ее дела шли хорошо — и не в последнюю очередь потому, что она работала очень быстро. Этим светским дамам плат были нужны точно в срок, один просроченный заказ — и вся ее репутация пойдет насмарку. Нет. Дженни хорошо знала, что свои переживания она должна всегда держать при себе.
А вот теперь она срочно должна возвращаться в Лондон из Донегала, куда ее привело письмо Данкена: он просил ее приехать, чтобы обновить гардероб Лайли. Она уложила всего в два дня: день на дорогу в Донегал, ночь в Морубри‑Инн, и теперь — назад. Экипаж уже ждет. Она глубоко вздохнула: надо успокоиться. Но тщетно: она уткнулась лицом в какое‑то позолоченное лепное украшение на стене; больно — ну и пусть! Это лучше, чем когда болит душа. Мучительный стон сорвался с ее уст.
