Татьяна Устинова - Большое зло и мелкие пакости
— На сегодня уже все сделали. А завтра…
— Завтра пришлете врача и сестру. Я договорюсь с вашим главным. Оставите мне номер телефона, по которому звонить, если ей вдруг станет плохо.
— Как хотите, — сказал врач, пристально изучая Потапова, — вам виднее.
— Да, — согласился он, — мне виднее.
Он поговорил с главврачом и позвонил помощнику, чтобы тот нашел капитана Никоненко с Петровки. В пиджаке было жарко — в больнице топили от души. Потапов повесил пиджак на спинку стула, сел на продавленное сиденьице и потер лицо.
— Мы здесь надолго, Дмитрий Юрьевич? — спросил охранник. Голос у него был столь нарочито безучастный, что Потапов моментально представил себе объем и содержание слухов, которыми завтра будут полны курилки и кабинеты в его министерстве.
— Нет. Сейчас уедем.
Черт побери, как это вышло, что он влез во все это дело?!
У самого уха в нагрудном пиджачном кармане зазвонил телефон, и Потапов сильно вздрогнул.
— Мить, ты где? — спросила Зоя из трубки. — Звоню на работу, говорят, что ты уехал. Или ты прячешься?
— Я не прячусь. Я в Склифе. — Потапов был трус, поэтому на вопросы вроде этого всегда отвечал по возможности честно, чтобы потом не угодить в ловушку.
— Опять в Склифе? — Зоя была недовольна. Потаповская честность ее нисколько не вдохновила. — Сколько это будет продолжаться, а? До тех пор, пока эта твоя одноклассница на пенсию не пойдет? Нашел себе занятие — в Склиф таскаться!
Потапов молчал. Оправдываться ему было не в чем, кроме того, Зоя была слишком умна, чтобы долго продолжать в том же духе. Она и вправду закруглилась очень быстро.
— Митюнь, поедем вечером в гости? Ильины приглашают. Поедем?
— Что-то больно скоропостижно, — пробормотал Потапов, прислушиваясь к шуму за белой дверью. Волоком они, что ли, Маню волокут? — Я не готов.
— Мить, ну к чему ты не готов? Они раньше не могли пригласить, они только вчера с гастролей вернулись. — Ильины были знаменитой киношно-театральной парой, в этом сезоне очень модной. Он играл в боевиках и сериалах, она в сложных концептуальных спектаклях и время от времени в каких-то судьбоносных фильмах, которые, ясное дело, никто не смотрел, зато про них много писали. — Поедем, мы сто лет нигде не были!
Позавчера они ужинали с принцем и принцессой Нидерландов, которые сопровождали королеву и крон-принца во время официального визита в Россию. И принц, и принцесса были очень милы, показывали фотографии своего малютки и приглашали Потапова на следующий год в Монако, смотреть с их яхты очередной этап “Формулы-1”. Дмитрию они страшно понравились, может быть, еще и потому, что ему все время казалось, что они только что свалились с Луны. Оба были загорелые, белозубые, улыбчивые, глянцевые, благополучные не просто до мозга костей, а до кончиков волос и шнурков на ботинках. Они гордились своим малюткой, своей страной, своей семьей, своей лошадью Клотильдой, голландскими тюльпанами, картинными галереями, каналами, гаагской городской ратушей и всем на свете.
— Я не могу сегодня, Зоя, — сказал он. — Иди одна или перенеси их на следующую неделю.
— Скучно с тобой, Потапов, — печально констатировала она и повесила трубку.
Маню привезли на больничной каталке. Она была до подбородка закрыта тощим одеяльцем, молчала и только испуганно таращила шоколадные глазищи.
— Может, лучше ее на “Скорой” отправить? — спросил врач. — Как вы ее в машину положите?
Потапов понятия не имел, как именно он засунет Маню в машину, но от “Скорой” отказался.
Все вокруг любопытствовали. Любопытствовали от души, искренне и неистово.
Лучше бы он поехал к Ильиным. По крайней мере никого из них не пришлось бы везти до его машины на больничной каталке.
Все обошлось. Втроем с врачом и охранником они кое-как усадили Маню в “Мерседес”, и первое действие закончилось.
Второе началось в ее квартире, когда, сгрузив Маню на диван, Потапов отправил охранника в магазин за едой и получил таким образом в свое распоряжение час.
— Мань, — начал он, подтаскивая к ее дивану стул, — я тебя забрал, потому что твоя Алина сегодня ночным рейсом должна лететь в Нью-Йорк и быть с тобой в больнице некому. Она мне рассказала, что ночью на тебя кто-то напал и что милиция по этому поводу очень взволновалась.
— А Федор где? — тут же спросила она.
— Федор у Алининых родителей. Она мне сказала, что они его знают и любят.
— Господи, зачем она его родителям-то навязала! — воскликнула Маруся и попыталась сесть, чтобы немедленно бежать за Федором. — У Людмилы Николавны сердце, а Аркадий Петрович все время на работе! Его же в школу надо возить, и обедом кормить, и уроки проверять…
— Мань, — перебил Потапов, — успокойся. Ты все равно сейчас сама не можешь ни в школу водить, ни уроки проверять. Алина через четыре дня прилетит, и Федор твой вернется. Пока ее нет, с тобой буду я.
— Как — ты? — поразилась Маруся. — Что значит — ты будешь?
Потапов вздохнул.
— Я буду приезжать по вечерам и ночевать с тобой, чтобы ты не нервничала. — Он старательно подчеркивал, что все дело только в ее нервах, а вовсе не в возможности повторения всего инцидента. — Днем здесь будет сестра или врач, или оба вместе.
— Мить, что это ты придумал? — Всплеск эмоций отнял у нее силы, пришлось прилечь и даже глаза закрыть, хотя ей казалось, что выглядит это как в кино, и было неприятно. — Я не могу… Ты не сможешь здесь… У тебя, наверное…
— Мань, ночевать с тобой в больнице мне действительно не очень удобно. Здесь удобнее. По крайней мере, об этом не будет оповещен персонал института Склифосовского и Министерство здравоохранения. — Он улыбнулся. — Я публичная фигура, и мне приходится с этим считаться.
Это прозвучало как на собрании, и Потапов поморщился.
— Митя, это невозможно. Я как-нибудь одна. Правда. Спасибо, что ты меня привез, мне сразу полегчало, просто оттого, что я теперь дома. Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были такие сложности.
— Это у тебя из-за меня сложности. Ты теперь должна просто лежать и не думать ни о каких ужасах. С Федором все в порядке. Здесь с тобой все время будут люди. И все, вопрос решен.
— Это невозможно, невозможно. Как ты здесь будешь ночевать? У нас только один диван и кровать Федора. Она тебе не подойдет. Она маленькая.
— В крайнем случае, я буду спать на полу.
— Я тебя боюсь, — сказала она тихо, — я тебя очень боюсь и стесняюсь. Как же ты не понимаешь? У меня в животе дырка. От меня, наверное, воняет ужасно. Я не могу есть и стоять тоже могу не очень хорошо. А ты говоришь, что будешь спать на полу в моей квартире!
— Маня, спать на полу на лестничной клетке я не стану точно, даже если ты умрешь от смущения.
