Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3
Она развернулась, пошла, кутаясь в воротник из чернобурки, а Ольга почувствовала, что ее снова засасывает. Опять стало трудно дышать, а зеленая ряска оказалась у подбородка.
Умру, но няню на помощь не позову, решила она.
Жить оставалось минуты две.
– Сережа! – из последних сил закричала она, теряя сознание.
– Ну и дура же вы, Ольга Михайловна, – обернулась няня. – Это ж ваш Сережа за ноги вас вниз тянет, а не болото!
«Что она говорит, – подумала Ольга, – что она говорит…»
– Цепляйтесь, – протянула ей руку Анна Алексеевна. – Я ваших детей воспитывать не собиралась.
Что-то где-то назойливо и противно пищало – так противно, что даже трясина показалась не такой опасной и мерзкой.
– Цепляйтесь! – разобрала Ольга слова в этом писке и… проснулась.
Рядом, на тумбочке, разрывался будильник тем самым противным звуком – цепляйтесь, цепляйтесь…
Ольга выключила его, не сразу вспомнив, что надо подняться в семь утра, чтобы встретить Леонида Сергеевича.
Сергея рядом не было. Он лег, когда она уже спала, и уехал, пока она еще не проснулась…
Сон оставил в душе такой тягостный отпечаток, что Ольга на автомате умылась, отправила детей в школу, передала Петьку на руки няне, села за руль…
«Это ж ваш Сережа за ноги вас вниз тянет, а не болото!»
Как такое могло прийти ей в голову, пусть в фантазиях, пусть во сне… Удрученная этой мыслью, Ольга не заметила Леонида Сергеевича, выходившего из зала прилета.
– Оленька! – окликнул он ее.
Она вздрогнула, вернулась в действительность и, обернувшись, увидела улыбающегося Барышева-старшего.
– Леонид Сергеевич! Ну, наконец-то! – Они обнялись и расцеловались.
Ольге показалось, что с его появлением в ее жизнь вернутся спокойствие и стабильность.
Всю дорогу до дома они хохотали и распевали старые комсомольские песни…
– Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка!
– Красный, Оленька, притормози! – на мотив песни предупреждал Леонид Сергеевич.
– Другого нет у нас пути, в руках у нас винтовка!
– Ну, вот и добрались, – весело сообщила Ольга, когда они зашли в дом. – Раздевайтесь, Леонид Сергеевич. Сейчас я вас кормить буду.
– Ну-ка, как тут у вас? – Барышев-старший снял пальто, прошелся по комнатам. – Все по-старому. Это хорошо, – поставил он свой «медицинский диагноз» и, подумав, добавил: – Не люблю, знаешь ли, перемен. Раньше любил, а теперь они мне как нож острый. Это старческое.
Он снял с полки фотографию в рамке – Ольга, Сергей и дети, – полюбовался и поставил на место.
– Я, Леонид Сергеевич, тоже перемен не люблю, – вздохнула Ольга. – А у меня это что?
– У тебя это основательность натуры. Да, и вот еще что, Оленька… – Он грозно нахмурился, но тут же не выдержал и рассмеялся. – Что ты меня все время имя-отчеством хлещешь? Зови меня папой. Давно пора.
– Хорошо… папа.
Они вместе расхохотались – так непривычно прозвучало для нее это слово.
– Ну вот! – похлопал ее по плечу Леонид Сергеевич. – Совсем другое дело! А внуки-то где?
– Судя по тишине, что-то затеяли, – обеспокоилась Ольга, но в ту же секунду в гостиную ворвались дети, вернувшиеся из школы.
– Дедуля! Дедуля приехал! – Машка ловким обезьяньим прыжком запрыгнула ему на шею.
– Дедушка! – Костик крепко обхватил его ногу и стал дергать к себе, стараясь отбить деда у Маши.
– Здорово, дед! – Мишка прыгнул на Машку, Барышев-старший крякнул, но устоял.
– Дети! Вы с ума сошли, – попробовала возмутиться Ольга, но тут в гостиную вошла Анна Алексеевна, и Петька, сидевший у нее на руках, заголосил:
– Деда, деда, деда…
Начинался привычный бедлам, от которого голова шла кругом, но без него жизнь теряла свои краски.
– Здорово, архаровцы, – прокряхтел Леонид Сергеевич, стараясь удержать равновесие. – Ух, вы мои дорогие! – Он завертелся, и Машка с Мишкой, спрыгнув с него, бросились к деду в объятия.
– Ух, соскучился я по вам!
Анна Алексеевна опустила Петьку на пол, и он присоединился к общей кутерьме с поцелуями.
– Мой дед! – кричала Машка, отталкивая Мишку.
– Пусть он сам скажет чей! – вопил Мишка.
– Деда, деда, деда… – бубнил Петька, дергая Леонида Сергеевича за брюки.
– Вы мне его так на кусочки порвете, – философски заметил Костик, щекой прижимаясь к щетине деда.
– А Сережа, как назло, целый день занят, – вздохнула Ольга. – Приедет только поздно вечером.
«Или рано утром», – мысленно добавила она.
Часы показывали полночь.
Оксана закурила третью сигариллу подряд и подумала – если через полчаса он не придет…
Поеду к нему сама.
Сначала в офис, а если в офисе не застану, поеду домой.
Плевать на его семейку.
Ворвусь, скажу, что люблю и он меня любит.
И будь что будет.
Хоть конец света.
Сначала она даже не поняла, что в дверь стучат – таким тихим был звук. Так не могли стучать ни горничная, ни Ленка…
Оксана вскочила, затушила сигариллу, скинула халат, оставшись только в полупрозрачной короткой сорочке.
«Этот шанс я не упущу, – решила она, подходя к двери. – Я вырву его у жизни с мясом и кровью».
Спрашивать, кто там, не имело смысла. Она распахнула дверь и сразу оказалась в грубых барышевских объятиях. От него пахло потом и дорогим табаком.
– Подожди… я закрою дверь, – прошептала Оксана.
– Плевать, – прорычал он. – Мне на все наплевать.
Он швырнул ее на кровать и стал быстро раздеваться.
Впрочем, дверь оказалась закрыта…
Было уже почти четыре часа утра, но Ольга потеряла счет времени – так хорошо, так по-семейному они сидели.
Уже и пирог был съеден, и салат закончился, и коньячок подходил к концу, а Барышев-старший все заводил новый и новый романс.
– Отвори потихоньку ка-алитку… Слушай, а наш капиталист вообще дома ночует? – пропел он.
– У капиталиста много работы, – на мотив романса пропела Ольга.
– Я бы его, если честно, выдрал, – вдруг серьезно признался Леонид Сергеевич. – Но уже не имею таких полномочий.
Ольга засмеялась, представив, как Барышев-старший порет ремнем Барышева-младшего за то, что тот поздно вернулся домой.
– Зря смеешься. Сколько бы дел ни было, ночевать нужно дома. И баста! – Леонид Сергеевич стукнул кулаком по столу.
– Ой, да я так рада, что мы вернулись из Тая! Пусть лучше здесь задерживается. Нет, там хорошо было, кругом красота, море… Но дома лучше. И потом… – Ольга подумала, что не стоит этого говорить, но коньяк сделал свое дело – развязал язык, и она сказала: – Сережа там в последнее время был очень взвинченный. Мрачный… Я просто не знала, как с ним себя вести. У него какие-то неприятности возникли. Он не говорил, но я же понимаю. А домой вернулись, и он сразу повеселел.
