Патрисия Симпсон - Потерянная богиня
— Конечно.
— Когда мне прислать за ней машину? — спросила госпожа Хепера.
— О, не утруждайте себя, госпожа! Я сам позабочусь о мисс Хигази.
— Хорошо. — Госпожа Хепера взглянула на Ташариану и улыбнулась, однако в глазах ее затаилось подозрение. Она так боялась оставить свою подопечную, которая только и делала, что сбегала от нее! — До вечера, Ташариана.
Ташариана не скрывала злорадства:
— Да.
Слуга проводил госпожу Хеперу, и Ташариана осталась наедине с министром. Он откашлялся.
— Ташариана… Какое красивое имя. — И придвинулся к ней поближе, обдав ее запахом одеколона. — Это старинное имя, верно?
— Да, говорят.
Ташариана устало посмотрела на него.
— Я ваш поклонник с тех пор, как впервые услышал "Аиду" с вашим участием. У вас потрясающий голос!
— Спасибо.
— Если вас будут окружать друзья, дорогая мисс Хигази, вы далеко пойдете. — Он наклонился к ней с фамильярностью, против которой все у нее внутри тотчас восстало. — Я бы почел за честь сделать все, что в моих силах, для вас и для госпожи Хеперы.
— Очень великодушно с вашей стороны, сэр.
— Я был бы вам очень признателен, если бы вы звали меня просто Ахмедом.
Она опустила голову.
— …Ахмед.
У него загорелись глаза, которые он не отрывал от ее губ, с жадностью ловя срывавшиеся с них звуки. Ташариана воспользовалась моментом и отодвинулась от него.
— Буду ли я иметь честь спеть для вас партию Изольды?
— О, прекрасно! Прекрасный образ! В этом платье! Ташариана, я немею от вашей красоты.
Она отметила, что у него не очень богатый лексикон, но промолчала, лишь склонила голову, мечтая побыстрее выбраться из его дома. Может быть, после пения сказаться больной и уйти? Нет, это наверняка обидит Ахмеда Абиад-бея. Если она его не ублажит, то госпожа Хепера ни за что ее не отпустит. Что угодно, лишь бы освободиться от госпожи Хеперы!
Ахмед уселся на скамейку и наблюдал за ее приготовлениями. Она в нескольких словах объяснила ему, в чем суть дела, набрала в грудь воздуха и взяла первую ноту.
Дважды он просил ее повторить, и так пролетел час. Последняя печальная нота повисла в воздухе, и Ташариана ощутила нечеловеческую усталость. Она не привыкла петь без перерыва.
Министр вскочил и с силой захлопал в ладоши.
— Превосходно! — восклицал он. — Превосходно! Лучшая певица в нашей стране!
Ташариана еле улыбнулась, подумывая о том, как бы вернуться домой, но министр позвонил, вызывая слугу. Он приказал принести чай и сладости и заставил Ташариану присесть на подушки возле бассейна.
— Отдохните. Вы это заслужили.
Платье на Ташариане было тяжелое и тесное. Ей хотелось переодеться, но она сидела на подушках, делая вид, что все в порядке, не желая внушать министру ненужные мысли: она не сомневалась, что он, ни секунду не медля, предложит ей свои услуги вместо горничной.
Слуга вернулся с чаем, сладостями и кальяном для хозяина, который сосредоточенно курил все время, пока слуга разливал чай. После этого слуга ушел.
Министр уставился на нее, и Ташариана снова с досадой опустила голову. Никому, кроме одного человека на всем свете, не разрешалось так на нее смотреть.
— Ташариана, когда я говорю, что могу вам помочь, — сказал он наконец, — я отвечаю за свои слова.
— Не сомневаюсь.
— От вас я прошу только одного.
Она подняла голову.
— Чего же именно?
— Чтобы вы стали, как это американцы говорят, моей любовницей.
Она не удивилась. С самого начала она была уверена, что министра меньше всего интересует ее голос.
— Вы хотите облагодетельствовать меня в обмен на мои ласки?
— Да. Я буду очень щедр. Очень. — Он встал. — Вы ни в чем не будете нуждаться.
— А ваша жена? Вы ведь женаты?
— Конечно. Но это не имеет значения.
Ташариана опять не удивилась. Она знала, что многие египтяне содержат женщин на стороне, однако у нее не было желания становиться одной из них. Но и навсегда оставаться узницей госпожи Хеперы она тоже не хотела… Как же ей ублаготворить Ахмеда и выполнить условия договора с госпожой Хеперой, не ложась с ним в постель? Может быть, заставить его подождать, пока она что-нибудь придумает?
— Ты молчишь, моя прекрасная певунья? — он подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи. От него сильно пахло табаком. — О чем ты раздумываешь, если я обещал положить к твоим ногам весь мир?
Ташариана призвала все свое самообладание и вместо того, чтобы скинуть его руки, с улыбкой повернулась к нему:
— Ахмед, у меня просто нет слов. Вы такой образованный, такой воспитанный, а я…
— Ты самая красивая женщина, какую я только видел. Поверь мне, я не останусь внакладе. — Он провел рукой по ее коже над корсажем, и она задрожала от отвращения. — Я очень рад, что ты согласилась быть со мной.
— Разве могло быть иначе?
— Ты трепещешь, моя певунья… Одно лишь прикосновение — и ты уже моя.
Ташариана прикусила губу, чтобы резкое слово нечаянно не сорвалось с ее языка. Его пальцы уже нащупывали дорожку за корсаж, и дышать он стал тяжелее. Не дай Господи, чтобы он нашел договор! Что будет, если он его прочитает?! Нельзя этого допустить!
— У меня очень тяжелое платье, — сказала она и поднялась со скамейки. Он подал ей руку, и она приняла ее, но едва встала, как отступила на пару шагов и заглянула в его горящее страстью лицо. — Если вы позволите, я переоденусь.
— Ну конечно, — усмехнулся он.
— Я привезла с собой кое-что. Это осталось в комнате, где я переодевалась. Так вы мне позволите?
— Конечно, конечно! — Он проводил ее до двери. — Прислать служанку? Фатима тебе поможет.
— Нет, спасибо. — Она улыбнулась и заставила себя погладить его по щеке. — Я скоро… Ахмед.
— Я покажу тебе дорогу.
— Нет! — Она испугалась: если Ахмед пойдет с ней — это конец. — Совсем не обязательно. Я запомнила дорогу.
— Ты уверена? — широко улыбаясь, спросил он. — А я бы не возражал заменить тебе горничную… Наверное, это было бы восхитительно.
— Ахмед, у нас очень много времени. Давай не будем торопиться.
Он не мог возразить ей. Ахмед Абиад-бей оказался на удивление покладистым, за что она была благодарна судьбе.
— Я буду ждать, моя певунья. — Он провел ладонью по груди, как человек, предвосхищающий вкусный обед. — Не задерживайся.
— Нет. Обещаю.
Ташариана быстро пошла по коридору, заставляя себя не торопиться, потому что чувствовала на себе его взгляд. Она все еще ощущала запах табака и одеколона и понимала, что, сбежит она от него или нет, его ненужные ласки навсегда останутся в ее памяти.
