Лаура Ван Вормер - Публичное разоблачение
Мать помолчала, а затем продолжила:
— Дорогая, послушай меня. Зная тебя так, как я… — Она вздохнула. — Хочу тебе сказать, как все может обернуться.
— Пожалуйста, — мрачно отозвалась я.
— Если в ближайшие несколько лет ты не определишься со своей будущей жизнью, то не будешь знать, что тебе делать, и в последующие десять лет. А если к тому времени захочешь иметь детей, будет уже поздно.
— О Господи, — вздохнула я, закрыв глаза.
— Я просто говорю тебе, что может случиться. Если не хочешь иметь детей, прекрасно — продолжай в том же духе.
— В каком?
— Продолжай вести себя как школьница, а не как тридцатилетняя женщина, которая должна определиться с карьерой.
— При чем здесь карьера? — Внезапно я почувствовала враждебность по отношению к матери.
— Потому что твоя карьера — часть проблемы. Ты должна перестать тратить время зря и сосредоточиться на том, чего действительно хочешь.
Я сидела совершенно ошеломленная и разбитая.
Мать смягчила тон:
— У тебя есть мозги и талант. Мы обе знаем, что работа в «Геральд американ» не цель твоей жизни. Но тебе почему-то захотелось осесть в Каслфорде и продолжать работать в этой газете. Совершенно ясно, что для тебя этого недостаточно. И сейчас, когда тебе выпал такой шанс…
Если я услышу эту фразу еще хоть раз, то закричу.
— И ты поехала в Нью-Йорк, чтобы осуществить мечту своей жизни. — Мать помолчала, затем продолжила: — И что же ты сделала? Проведя в Нью-Йорке всего два дня, ты сейчас сидишь передо мной и говоришь, что кого-то там встретила и потому хочешь порвать с Дагом.
— Но я уже порвала с Дагом!
— Салли, дело не в этом! Ты должна определиться! Ты должна принять решение относительно своей дальнейшей жизни! Ты не должна упускать такую возможность, как эта — статья для журнала «Экспектейшнз», одного из самых популярных в Америке, — и использовать ее как предлог, чтобы крутить роман с человеком, у которого достаточно своих проблем.
— Ведь ты его абсолютно не знаешь! — возмутилась я.
— Что представляла собой его последняя подружка? — спросила мать, повысив голос. — Вне всякого сомнения, смазливая девица без цели в жизни, как и вы оба!
— Мама! — Я была просто потрясена. Мать никогда не была такой. По крайней мере с той самой поры, когда мне было пятнадцать и я угнала среди ночи машину, чтобы отправиться на увеселительную прогулку.
Внезапно мать уронила лицо на руки.
— Ты так похожа на отца! — Она смотрела на меня, и в ее глазах стояли слезы. — Я так люблю тебя. И твоего отца любила так сильно, как уже никогда не полюблю ни одного мужчину. — По ее щекам текли слезы. — Но я не вынесу, Салли, видя, как ты тратишь свою жизнь на пустые отношения и второстепенную работу только потому, что не можешь собраться с мыслями и решить, чего же ты хочешь.
— Хочешь сказать, что отец потратил свою жизнь зря?
— Салли, — сказала она, склонившись ко мне, — он был мужчиной. А с мужчинами все по-другому, ты же знаешь. У него была я. Ему бы никогда не справиться в одиночку, если бы я не помогала ему. Его предназначение было не домики проектировать. Он мог бы зарабатывать гораздо большие деньги в корпорации. Но у него были мы, его семья. И он стал таким, каким стал, и я ему это позволила. Я сказала ему, что для меня не имеет значения, сколько денег он зарабатывает. Но ни один мужчина не сделает этого для тебя.
— Догадываюсь, что ты прочитала такую же лекцию и Робу, — сказала я. — Что-то я не вижу, чтобы он обивал порог твоего дома.
— Трудности Роба совсем в другом, — сказала мать, утирая слезы.
— Так в чем же его проблема?
— Он боится потерять.
Я уставилась на нее.
— Это так. Ты готова делать что угодно, чтобы избежать ответственности за свою жизнь, Салли, а он будет делать что угодно, лишь бы избежать привязанности, раз впоследствии может лишиться этого человека. — Она тяжело вздохнула. — Ты ищешь не задерживаясь, а твой брат избегает. — Она снова вздохнула и потерла шею. — А я хочу видеть вас обоих счастливыми, вот и все.
Я сосчитала до десяти.
— Так что, по-твоему, будет лучше для меня? Переехать в Нью-Йорк? Или что-то другое?
— Я знаю, что ты не можешь писать только ради денег, Салли. Это сведет тебя с ума.
— Не вижу ничего плохого в том, что я работаю в «Геральд американ».
— На Ала-младшего?
— Именно так, — ответила я, вставая, чтобы собрать тарелки. — Хорошо, больше не буду, мама. Обещаю. — Я отнесла тарелки на кухню. Когда вернулась, то увидела, что ее взгляд опять устремлен к пруду.
— На самом деле мне не хотелось говорить то, что я сказала о тебе и Робе. Ты меня разозлила.
— Почему?
— Потому что я не хочу, чтобы ты упустила эту возможность. — Она посмотрела на меня. — И меня возмущает, что ты пытаешься переложить на меня ответственность за свою вину.
— Какую вину?
— Ты переспала с мужчиной, которого, по всей вероятности, мало знаешь. Это самоуничижение, Салли, и я не могу делать вид, что не убита этим. — Она отставила свою чашечку с кофе. — Хотя, вероятно, это твоя единственная возможность порвать с Дагом.
Будь я проклята, если покажу ей, что поддерживаю или возражаю против того, что она сказала, но, кажется, мать того и хотела.
— О, Салли, — сказала она, — не будь такой.
— Черт возьми, мама! — Я вскочила с места. — Как, по-твоему, я должна реагировать, когда ты говоришь мне такие вещи?
— Не повышай на меня голос.
Как бы сильно я ни ненавидела ее в этот момент, она моя мать, и я ее люблю и уважаю.
— Тебе не приходило в голову, — продолжила она тихим голосом, — что ты сошлась с кем-то в Нью-Йорке только потому, что изголодалась здесь, в Каслфорде? По той жизни, которая предначертана тебе судьбой?
— И какого сорта эта жизнь?
— Гораздо лучше, чем в Каслфорде, Салли.
Вздохнув, я покачала головой.
— Ты, казалось мне, была счастлива, что я вернулась домой и осталась.
— Речь не о том, чтобы жить здесь. То же самое с Дагом. — Отодвинув стул, она встала. — Не позволяй эмоциям захлестывать тебя, Салли. Пора съехать с наезженной колеи, чтобы не остаться у обочины дороги.
У меня челюсть отпала, я была готова заорать. «Это я-то на обочине дороги?»
— И ради Бога, — сказала она, взяв со стола кофейник и свою чашечку, — береги свое здоровье.
Бадди Д'Амико стоял на краю футбольного поля в Чешире. Он кричал и прыгал. На нем шорты и рубашка-поло с логотипом Каслфордского гольф-клуба. Когда по свистку судьи был объявлен перерыв в игре, он перестал бесноваться и краем глаза заметил меня. Отворачиваясь, простонал:
