Дафна дю Морье - Трактир «Ямайка»
Его замечание вызвало новый взрыв смеха сидевших у огня. Мэри пристально посмотрела на остроглазого.
— Вы знаете, где мой друг? — спросила она.
Ее собеседник пожал плечами и состроил жалостную гримасу.
— Его местонахождение мне неизвестно, — сказал он, — и, к сожалению, я должен сказать, что ваш спутник не оставил также прощального послания. Как-никак, сегодня Сочельник, время еще не позднее, и, как вы сами можете видеть, погода не та, чтобы оставаться на улице. Если хотите подождать здесь, пока ваш друг соизволит вернуться, я и эти джентльмены с удовольствием угостим вас.
Он положил дряблую ладонь на ее шаль и сказал вкрадчиво:
— Какой же ваш друг, должно быть, мерзавец, что бросил вас. Входите, располагайтесь и забудьте о нем.
Не говоря ни слова, Мэри повернулась к нему спиной и вышла. Когда дверь за ней закрылась, она услышала новый взрыв смеха.
Девушка стояла на пустой базарной площади, среди порывов ветра да потоков дождя. Итак, случилось худшее, и кража пони обнаружена. Другого объяснения не было. Джем исчез. Она тупо смотрела на темные дома, размышляя, какое наказание бывает за кражу. Неужели за это тоже вешают, как за убийство? Все тело у Мэри ныло, как будто ее побили, и мысли путались. Она ничего толком не могла понять, она не могла строить планы. Бедняга чувствовала, что в любом случае Джем для нее теперь потерян и она больше никогда его не увидит. Короткое приключение кончилось. Мэри была ошеломлена и, едва ли сознавая, что делает, бесцельно побрела через площадь в сторону горы, на которой возвышался замок. Если бы она согласилась остаться в Лонстоне, этого бы не случилось. Они вышли бы из дверного проема и нашли комнату где-нибудь в городе; она была бы сейчас рядом с ним, и они любили бы друг друга.
И даже если бы утром Джема поймали, у них были бы эти часы, проведенные наедине. Теперь, когда его не было рядом, ее душа и тело кричали от горечи и негодования, и Мэри поняла, как сильно она его желала. Это ее вина, что Джема схватили, а она ничего не может сделать для него. Несомненно, его за это повесят; он умрет так же, как его отец. Над девушкой хмуро нависла стена замка, и дождь ручьями бежал вдоль дороги. В Лонстоне не осталось никакой прелести, это было мрачное, серое, ненавистное место, и каждый поворот дороги грозил несчастьем. Холодный дождь моросил ей в лицо; она брела куда глаза глядят, не думая о том, что между нею и ее спальней в трактире «Ямайка» — одиннадцать долгих миль. Если любовь к мужчине означает такую боль, и муку, и болезнь, она ей не нужна. Любовь уничтожила ее здравомыслие и самообладание и разрушила смелость. Теперь Мэри стала лепечущим ребенком, а ведь когда-то она была равнодушной и сильной. Перед ней возвышался крутой холм. Днем они проскакали по нему вниз; она узнала искривленный ствол дерева у прохода в изгороди. Джем тогда насвистывал, а она напевала песню. Внезапно Мэри очнулась и замедлила шаг. Было безумием идти дальше: перед ней белой лентой тянулась дорога, и две мили ходьбы по ней, при этом ветре и дожде, довели бы девушку до изнеможения.
На склоне холма Мэри обернулась: внизу мерцали огни города. Может быть, кто-нибудь даст ей на ночь постель или позволит переночевать на полу. У нее нет денег, им придется поверить ей в долг. Ветер трепал Мэри волосы, и низенькие чахлые деревья гнулись и кланялись перед ним. В Рождество будет бурный, дождливый рассвет.
Девушка пошла прочь, вниз по дороге, как лист, уносимый ветром, и увидела, как из темноты появился экипаж, который поднимался в гору ей навстречу. Он был похож на жука, приземистый и черный, и продвигался медленно, борясь с непогодой. Мэри тупо смотрела на него, это зрелище ни о чем не говорило ее разуму, кроме того, что где-то на неведомой дороге Джем Мерлин, быть может, точно так же движется сейчас навстречу своей смерти. Экипаж подполз к Мэри и уже проезжал мимо, когда она во внезапном порыве подбежала к нему и окликнула сидящего на облучке кучера, закутанного в пальто.
— Вы едете по Бодминской дороге? — крикнула она. — У вас есть пассажир?
Кучер покачал головой и хлестнул лошадь, но прежде чем Мэри успела посторониться, из окна экипажа появилась рука, и чья-то ладонь легла ей на плечо.
— Что Мэри Йеллан делает одна в Лонстоне в Сочельник? — спросил голос изнутри.
Рука была тверда, но голос ласков. Бледное лицо смотрело на нее из темной внутренности экипажа: белые волосы и белые глаза под черной широкополой шляпой. Это был викарий из Олтернана.
Глава десятая
В полумраке Мэри разглядывала его профиль; он был острый и четкий, длинный тонкий нос выдавался вниз, как изогнутый клюв птицы. Губы были тонкие и бесцветные, плотно сжатые. Священник наклонился вперед, опершись подбородком на длинную трость черного дерева, которую держал между колен.
Сперва девушка совсем не видела его глаз: они были прикрыты короткими белыми ресницами; а потом он повернулся на сиденье и стал рассматривать ее. Его ресницы трепетали, а глаза, смотревшие на Мэри, тоже были белые, прозрачные и лишенные всякого выражения, как стекло.
— Итак, мы едем вместе во второй раз, — сказал он, и голос его звучал мягко и тихо, как у женщины. — Мне еще раз удалось помочь вам, подобрав на обочине дороги. Вы промокли насквозь, вам лучше бы снять одежду.
Викарий смотрел на нее с холодным безразличием, а Мэри в некотором замешательстве возилась с булавкой, которой была застегнута ее шаль.
— Тут есть сухая полость, которая послужит вам до конца пути, — продолжал священник. — А что до ваших ног, то им будет лучше босиком. В этом экипаже сравнительно мало сквозит.
Девушка безропотно выскользнула из промокшей шали и корсажа и завернулась в грубое шерстяное одеяло, которое викарий протянул ей. Ее волосы рассыпались из-под ленты и как занавеска свисали на обнаженные плечи. Она чувствовала себя ребенком, застигнутым во время шалости, и теперь сидела, смиренно сложив руки, послушная слову учителя.
— Ну? — сказал он, мрачно глядя на нее, и Мэри неожиданно для себя тут же, запинаясь, пустилась в объяснения, рассказывая, что с ней случилось сегодня. Как и прежде, в Олтернане, было в этом человеке что-то такое, что заставляло ее изменить себе, заставляло ее говорить так, что по ее собственным словам выходило, будто она дура и бестолковая деревенская девчонка, ибо ее история звучала маловыразительно, и она в итоге оказалась очередной женщиной, которая продешевила, торгуя собой на Лонстонской ярмарке, которую кавалер бросил одну, предоставив ей самой искать дорогу домой. Мэри было стыдно назвать Джема по имени, и она довольно неловко представила его как человека, который живет тем, что объезжает лошадей, и которого она однажды встретила, бродя по пустоши. А теперь в Лонстоне с ним что-то случилось при продаже пони, и она боится: вдруг его поймали на каком-то мошенничестве.
