Наташа Апрелева - А Роза упала… Дом, в котором живет месть
— А… кто это? сделал? — в ужасе спросила Лилька, облокотившись на ядовито-зеленую стену и схвативши себя поперек туловища обеими руками. — По голове?.. По лицу?..
— Да вот ты знаешь, — глумливо вступила невозможная Марго, — записки-то как раз с автографом и не оставили. Это тебе не Тимур и его команда. «Девочка, ничего не бойся, я Тимур…»
Юля открыла глаза и потянулась, заведя руки за голову. Слово «ОТНЮДЬ» забавно увеличилось в размерах, а «ВПРОЧЕМ» — наоборот, съежилось.
Все немного помолчали. Марго принялась зачем-то рыться в сумке, Лилька смотрела строго впереди себя, на красно-зеленую рекламную листовку, приклеенную скотчем на стекло отделенческой двери: «Гриппферон — даже для защитников Отечества».
Юля заговорила:
— Лилька, ничего не известно, — терпеливо объяснила она. — Неизвестно, кто, неизвестно, когда. Роза утром собралась на работу, как обычно, кофе, гонки с переодеваниями, предупредила, что вернется поздно, что-то такое там у них в конторе. То ли московское начальство приехало, то ли день рождения главного бухгалтера. То ли что. Во-о-о-от…
Юля с трудом забралась на подоконник, для этого ей понадобилось несколько попыток. Прислонивши затылок к прохладному стеклу, она снова закурила. Затянувшись несколько раз, стряхнула пепел в специально оборудованную жестянку из-под греческих, особо крупных, маслин.
Лилька закрыла лицо ладонями и заплакала наконец.
— Чего рыдать-то! — недовольно скривилась холодная Марго. — Мы по делу пришли. Собирай, давай, свои манатки и двигай на выход. Юля тебя отвезет к себе домой. Будешь хоть при деле… за детьми присмотришь. Юлька говорит, нечего им в Доме оставаться. Пока там милиция, да все эти неприятности, каждый день по трупу, ну почти по трупу, и еще она разобраться хочет.
— Разобраться хочет?
— Ну да, да, разобраться, — повторила Марго нетерпеливо. — Какая ты непонятливая, Юлька надумала никому из людей в Доме не говорить, что у нас дети и женщины эвакуируются, ну мало ли, да, может, мы их просто закрыли, детей, в комнатах. А поднадоели они, вот мы и… Чтобы все пока оставались на местах. Репетиторы эти. Жильцы сами никуда не собираются, по-моему. Да, Юль?
Юля не ответила. Смотрела удивленно куда-то вниз. Видела вот что.
По лестнице торопливо поднимался Юраня. Вид он имел задумчивый, возвышенный и даже немного нереальный, как оживший миф про, допустим, Геракла с Авгиевыми конюшнями или Самсона, разрывающего пасть льва. Светлые Юранины волосы были тщательно расчесаны на косой пижонский пробор, глаза поблескивали безумно, даже вместо камуфляжа он принарядился в клетчатую ковбойку коричневых тонов и старомодные коротковатые джинсы. Ботинки с высоким берцем остались прежние, «наверное, — подумала Юля, — Юраня поклялся на голубом берете никогда-никогда не разлучаться с ними». В руках он держал необъяснимый объемистый портфель.
Юраню догоняла странная женщина, похожая на всех странных женщин сразу. Была она неопределенно полна, туго кудрява, одета во что-то голубое с серым и сладко-розовым, включая складчатую юбку, поверх одежд имела оранжевую жилетку с надписью на спине: «Жители Ленинского района! Сделаем свой район чище!» — а в руках — во много раз свернутую газету. Этой газетой она и принялась лупить молчаливого Юраню по плечам, рукам и даже немного по лицу. Юраня вяло уворачивался, вставая в псевдобоксерские стойки.
— Ах ты гандон с портфелем! Зассали весь двор, ненавижу, суки! — выкрикивала странная женщина, подпрыгивая, чтобы добраться до труднодоступных мест Юраниной головы. — Сколько можно, вытащат по своей елде! И давай прудить по углам! У-у-у-у, пидарас несчастный!
— Честное благородное слово! — задыхаясь, отвечал избиваемый Юраня. — Не я! Честное благородное слово!
— А мне похеру! — отвечала странная женщина. — Похеру мне!
Марго, выступившая было на защиту любимого человека, вишнево покраснела и начала быстро-быстро заталкивать Лильку внутрь отделения:
— Давай, шевелись, совесть поимела б: пока ты здесь роскошествуешь, мы по реанимациям паримся… Через пять минут чтоб внизу!..
Странная женщина плюнула и бросила у ног поверженного Юрани свернутую тубусом газету. Нехотя шелестя измятыми страницами, она развернулась. Оказалась фешенебельным «Коммерсантом-дейли».
Дорогой читатель, в детстве я любила и часто перечитывала рассказ Эрика Франка Рассела «Немного смазки», фантастический рассказ. Шестеро человек, сливки и соль Земли, летят в другие миры на космическом корабле. Четыре года они будут общаться только друг с другом. И все бы хорошо, да только пятеро умных никак не понимают, что с ними делает шестой — полный идиот. Ни в каких науках он не сведущ, никакими способностями не блещет. Экипаж в совершенном недоумении. Весь полет пятеро умных вовсю потешаются над одним идиотом, а по возвращении выясняется, что один идиот — величайший клоун, привлеченный вот именно что в качестве «смазки». Это я к тому, что мне очень Юраня нравится. Хороший он.
На Южной веранде
Кукла немного неуклюже вывернулась из-под тяжелой мужской руки. Помассировала затекшую шею. Если она скосит сейчас глаза налево и вверх, то увидит в окно луну или ее кусок. Ага, так и есть — вот она, луна, большая специалистка по мертвому отраженному свету. Кукла поудобнее пристроила голову, чтобы специалистку было видно получше. Нет, Кукла совсем не хотела выть на луну, или превращаться в оборотня, или сплетать удавку, что там принято делать у волков и несчастных в любви подростков чуть за тридцать. Кукла бы с удовольствием с луной просто поразговаривала.
В их семье разговоры с неживой природой вообще своего рода добрая традиция. Куклина бабушка (алкоголик) всю жизнь успешно общалась с бутылкой «Солнцедара» или «Плодоовощного», времена были тяжелые и приходилось экономить буквально на себе. Куклина мама (алкоголик) вела продолжительные диалоги с «Русской» в «Чебурашке», а в хороший день и со «Столичной» — «из-под винта».
Так что брать пример есть с кого, усмехнулась Кукла сама себе и еще луне.
С пяти лет она жила у лучшей материной подруги тети Оли, тетя Оля ежедневно звонила матери по телефону и спрашивала: «Ты как? Ложись спать. Просто ложись спать, тебе рано вставать». Мать работала сборщицей подшипников на заводе, ее смена начиналась в семь утра. Она ложилась спать — в конце концов, выронив бутылку из рук, она вставала— в половине шестого, хотя правильнее было бы — не просыпаться.
Нет-нет, возразила себе и еще луне Кукла, я же хотела о любви.
