Татьяна Устинова - Большое зло и мелкие пакости
О каких еще записках может идти речь, если не о тех, которые кидали в ящик?
Имеет это отношение к делу или нет?
В дверь тихонько постучали, и вошла давешняя Люся. В отличие от секретарши Алины Латыниной подноса у нее в руках не было, зато она катила маленький деревянный столик на колесах. На столике был большой фарфоровый чайник, и еще один чайник, поменьше, и кружки с видами Парижа, и груда золотистых пирожков в плетеной корзиночке, лоснящееся желтое масло, хлеб, искусно выложенные ломтики колбасы, при виде которых у капитана подвело желудок, и еще лимон, и сахарница с разным сахаром, белым и коричневым.
— Я не хочу, — не обращая внимания на домработницу, сказал Димочка, — а вы поешьте. В этом доме не есть нельзя — смертельная обида.
— Дима, тебе тоже надо поесть, — произнесла Люся просительно-настойчивым тоном.
— Кыш! — добродушно прикрикнул Димочка. — Сказал, не хочу, значит, не хочу! У меня сегодня еще тренажерный зал, я не могу нажраться и идти на тренажеры.
— Спортом увлекаетесь? — полюбопытствовал “Анискин”. — Это правильно, это хорошо. И для здоровья польза, и в форме себя помогает держать.
Есть очень хотелось, но есть одному было неловко. Однако игра в деревенского детектива требовала соблюдения правил, поэтому Никоненко положил на кусок теплого хлеба сразу три куска колбасы и сверху еще накрыл сыром. В кружке с видом Парижа дымился чай, в тонкой серебряной ложечке перекатывался солнечный клубок.
Никоненко откусил от своего невиданного бутерброда и захлебнул чаем.
— Вы часто ходите на такие встречи?
— Да нет. Как придется. Года три назад был. А до этого собирались, но я не был, летал в Швейцарию на этюды. Ну и на лыжах заодно покатался.
— И Потапов всякий раз бывает?
— Ну что вы! Простите, вы не представились, а я не поинтересовался…
— Капитан Никоненко Игорь Владимирович, — рука автоматически полезла в нагрудный карман за удостоверением. Бутерброд мешал, и Анискин запихнул его в рот.
— Потапов приехал первой раз, — сообщил Димочка, с некоторой надменной жалостью глядя, как трудится капитан, пытаясь прожевать гору хлеба с колбасой.
Цель была достигнута — Димочка окончательно уверился в том, что капитан идиот и, следовательно, опасен быть не может.
— Как правило, министры вообще не склонны вспоминать тех, кто учился с ними в школе, — продолжал он задумчиво и как будто про себя. Никоненко жевал, сделав безразличное лицо. — Странно, что Потапов приехал. Вот Маня Суркова для таких мероприятий вполне подходит. Ей все равно больше делать нечего. А тут как раз можно над чем-нибудь всплакнуть ненароком.
— Вы с ней хорошо знакомы? — спросил Никоненко, заглядывая в кружку.
— С кем? С Маней? — Димочка закинул за голову длинные руки и потянулся всем телом. Тело было ухоженное, красивое, лоснящееся, как у добермана. — С Маней я даже спал когда-то. Вам разве никто не сообщил? Это, по-моему, всем известно. Знаете, в молодости все кажется так просто: был интерес, пропал интерес. У меня пропал.
— А у нее?
— У нее? — удивился Димочка.
О ней он никогда не думал. Черт ее знает, пропал у нее интерес или нет! Зря он вообще заговорил об этом. Теперь этот прилипнет и не отвяжешься от него. Таких, как он, всегда тянет на сальные подробности.
— Знаете, — сказал он проникновенно, — давайте не будем об этом говорить. Мне неловко. Тем более Маня в больнице. Кстати, вы не знаете, как она? Жива?
— Знаю, — сказал Никоненко равнодушно, — жива. Правда, ее сегодня ночью чуть не прикончили, но пока жива.
— Что значит — чуть не прикончили? — переспросил Димочка и руки из-за головы вынул. — Как чуть не прикончили? Кому она нужна, чтобы ее приканчивать? Стреляли-то в Потапова!
— Нет, — сказал “Анискин” ласково, — мы тоже так думали и ошиблись, ошиблись, Дмитрий Степанович! В подружку вашу стреляли! Да и попали, собственно говоря, в нее. В нее стреляли, в нее и попали, все сходится!
— Во-первых… — начал Димочка медленно, пытаясь осознать, чем именно ему может грозить заскок, происшедший в неповоротливых милицейских мозгах. Конечно, никто и не думал стрелять в Маню! — Во-первых, она вовсе не моя подружка! — И зачем только он сказал, что спал с ней?! Проклятый характер! — А во-вторых, мне кажется, что вы не правы, господин…
— Никоненко, — подсказал капитан, нацеливаясь на следующий бутерброд, — капитан Никоненко. Говорят, у нее и сыночек ваш имеется. Или неправда? Врут люди?
Димочка изменился в лице. Было одно лицо, стало другое. Никоненко взглянул и вновь перевел взгляд на стол.
— Сыночек? — переспросил Димочка, чуть запнувшись. — Я ничего не знаю ни про какого… она когда-то говорила… Я не особенно слушал. Да вроде у нее ребенок, но я понятия не имею…
Не хватало ему только влипнуть в историю с Маней после всего, что произошло на школьном вечере! Он выполнил все инструкции, которые должны были его обезопасить, и даже предпринял некоторые дополнительный шаги, и вот на тебе!
Нужно немедленно взять себя в руки. Нужно продемонстрировать этому недоумку полное равнодушие. Его, Дмитрия Лазаренко, не могут интересовать Маня Суркова и ее ребенок, и этот недалекий капитан даже в голову себе не должен брать, что Димочка каким-то образом попадает в круг его интересов.
— Вот что, Игорь Владимирович, — сказал он, старательно прикидываясь солидным и равнодушным, — я свою личную жизнь ни с кем не обсуждаю, даже с правоохранительными органами. Но если вас так интересует Маня, вам могу сказать, что я ее очень быстро бросил. Она тогда действительно что-то говорила про свою беременность, но меня это не интересовало. Я не собирался на ней жениться, и вообще она мне совсем не пара — серая, плохо образованная девочка с рабочей окраины. Ну, грешен, люблю девчонок! — Он обаятельно улыбнулся. — А вы разве не любите?
Капитан Никоненко “девчонок” не любил.
Он вообще никого не любил. Однажды на заре туманной юности он женился на однокурснице. Рай в шалаше не состоялся. Тонкие чувства и высокие отношения без подпитки “презренным металлом” в одночасье умерли, и капитан пришел к выводу, что только дураки могут надеяться на что-то, отличное от одноразового секса.
Была еще, правда, Саша Волошина, сотрудница строительного магната Павлика Степанова. Встречаясь с ней, капитан вздыхал, печалился и примерно неделю после встречи не находил себе места. Саша была влюблена в Павликова зама и на капитана не обращала никакого внимания, так что это никак нельзя было подогнать под определение романтических отношений.
Так как капитан помалкивал, Димочка, не умеющий держать паузу, предпринял новую попытку:
