Энн Стюарт - Загадочный любовник
То, что было потом, Алекс помнил очень смутно. Он стащил деньги у Констанцы, зная, что Салли немедля возместит ущерб. Скорей всего, он опустошил кошелек Пэтси и направился в комнату Кэролин в надежде, что и там есть, чем поживиться.
У него перед глазами до сих пор стояло ее лицо, когда она следила за тем, как он набивает карманы ее сокровищами. За прошлый год она здорово выросла, и все это время он чувствовал себя неуютно, потому что начал воспринимать ее как особу женского пола, а не жертву своих притеснений.
Наверное, поэтому он ее и поцеловал. Сам поцелуй запомнился хорошо — внезапное потрясение, когда он прильнул к нежным юным губам и чудовищный соблазн, охвативший его, когда он обнимал ее полусонное тело. Он не знал, почему эти воспоминания потом преследовали его годами. Может быть, потому, что это было последним из того, что он запомнил.
Он спустился на Пляж Маяка — к такому выводу он пришел после, хотя ничего не запомнил. Возле причала качался на волнах катер Валмера, который он мог без труда завести, соединив провода зажигания, а затем отплыть на материк, подальше от дорогой семейки.
На берегу кто-то его поджидал, но он понятия не имел, кто это мог быть. В возрасте восемнадцати лет в его мозгу образовалась огромная черная дыра, и что бы он ни делал — усиленно напрягал память или старался вообще об этом не думать — за прошедшие годы ничего не изменилось. Большой кусок просто-напросто выпал из жизни Алекса, а вместе с ним и сцена покушения на его жизнь.
Кадр номер один — он целует Кэролин Смит, чувствуя себя при этом каким-то извращенцем, потому что считает ее незрелым подростком.
Кадр номер два — он лежит на узкой кровати в предместье Бостона и смотрит на мужчину, бывшего когда-то мужем Салли Макдауэлл. В его спине дырка от пули, которую кто-то неумело вынул и затем перебинтовал рану. По словам Джона Кинкейда, прошлой ночью он обнаружил полуживого Алекса на пороге и впустил его в дом.
Потом ему удалось кое-как слепить воедино обрывки воспоминаний. Траулер, команду которого интересовала вовсе не рыба, выловила Алекса из ночного океана, его кое-как подлатали и высадили на берегу Массачусетса. В кармане джинсов он обнаружил промокший клочок бумаги, на котором был нацарапан адрес Кинкейда, из чего Алекс сделал вывод, что наткнулся на него в сумочке Салли. Вот так он здесь и очутился.
Он не ожидал трогательного, душевного воссоединения с родителем — юный Алекс не отличался излишней сентиментальностью — тем не менее, суровая действительность превзошла все его ожидания. Он никогда не видел фотографий отца, но ничуть не удивился, обнаружив, что Джон Кинкейд — симпатичный мужчина, прекрасно выглядевший в свои пятьдесят с лишним лет. Ведь это не секрет, что Макдауэллы при выборе спутника жизни руководствовались самыми высокими мерками — им подавай верх совершенства, никак не меньше.
Короче говоря, Джон Кинкейд был высоким худощавым мужчиной с вытянутым лицом и карими глазами. Алекс не мог винить себя за то, что в то время не придал значения такому важному обстоятельству, как эти самые карие глаза. Не следует забывать, что кроме всего прочего он ударился головой, получив при этом небольшое сотрясение мозга, что только усложнило ситуацию. Алекс не хотел с дыркой в спине идти в больницу или на прием к врачу, потому что сразу бы начались расспросы, после чего его немедля бы отправили обратно в Эдгартаун.
Кинкейд кормил его супом и поил имбирным пивом, даже будил каждый час, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. На второй день он принес Алексу сладкий черный кофе, который дома мальчишке приходилось тайком воровать из-под носа Констанцы.
— Салли переживает за тебя, — сказал Кинкейд, садясь напротив кровати.
Алекс поперхнулся горячим кофе.
— Ты что, сказал ей, где я нахожусь?
— Расслабься, малыш. Этого она не знает, а я не собираюсь на тебя доносить.
— Но она, наверняка, постарается с тобой связаться. Она умная и сразу сообразит, что я попытаюсь разыскать отца.
На лице Кинкейда промелькнуло странное выражение.
— Мы с ней не виделись больше семнадцати лет, — сказал он. — Сомневаюсь, чтобы она обо мне даже вспомнила. Все что было, быльем поросло.
— С тех пор, как я родился, — тихо сказал Алекс.
— Да, — сказал Джон как отрезал.
— Но она может тебя найти. Стоит ей только захотеть, она найдет кого угодно, — с горечью сказал Алекс.
— Если ты в этом уверен, к чему было убегать? А может, ты хочешь, чтобы она вернула тебя домой?
— Я сам вернусь, — сказал он. — Когда выздоровею и буду к этому готов. К тому же мне нужно найти ответы на некоторые вопросы.
— Что за вопросы?
Алекс презрительно шмыгнул носом.
— Я хотел увидеться с отцом, что в этом плохого? Ведь я ничего о тебе не знаю. Салли никогда о тебе не рассказывала, не показывала фотографий. Все, что я знаю — это то, что ты нас бросил, как только я родился.
— И ты хочешь знать, почему? — Кинкейд зажег две сигареты и одну протянул Алексу. Десять лет спустя Алекс бросил курить, узнав о том, что Джон умер от рака легких.
— Мне кажется, я имею право знать, — сказал Алекс. — Знать правду о своем отце.
Кинкейд вздохнул.
— Извини, малыш, но здесь я тебе не помощник. Я не твой отец.
Наверное, ему бы следовало удивиться, но Алекс спокойно воспринял известие.
— И поэтому ты ее бросил? Потому что она завела роман с другим и забеременела?
— Нет. Салли была беременна только однажды, и я был отцом ребенка. Мне это доподлинно известно.
Уже несколько дней у Алекса болела голова — после слов Кинкейда боль стала просто невыносимой.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что Салли не твоя мать. Наш ребенок родился мертвым, а Салли не такая женщина, чтобы с этим смириться. Уж не знаю, где она тебя раздобыла, но могу предположить, что обошлось ей это недешево. Она принесла тебя домой и объявила, что ты ее новорожденный сын, а если у кого-то и были сомнения на этот счет, то он оказался достаточно умным, чтобы держать рот на замке.
— Но не ты?
— Да нет, я как раз промолчал. Но мне пришлось уйти. К этому времени наша семейная жизнь и так развалилась, и я жил с женой только ради ребенка. Ну а раз ребенок умер, к чему было оставаться и прикрывать вранье Салли?
— Наверное, не стоило.
— Да не смотри ты на меня так, — сказал Кинкейд с грубоватым добродушием. — Против тебя я ничего не имею. Я уверен, что Салли любила тебя не меньше, чем собственное дитя.
— Слишком сильно сказано.
Кинкейд пожал плечами.
— Понимаешь, для меня это не то же самое, что потерять щенка и завести себе другого. Как только Салли потеряла ребенка, у меня не было оснований с ней оставаться. Ты стал для нее новой игрушкой, а для меня уже места не осталось, — он тяжело вздохнул. — С другой стороны, очень трудно было расстаться с такой кучей деньжищ. И все же я ничуть об этом не жалею. Со временем я женился на другой, завел детей, потом наши с женой пути разошлись. Я вижу дочерей по субботам и воскресеньям, и этого мне достаточно.
