Светлана Успенская - Над пропастью во лжи
– Слыхала, Чалый всех собирает?
– Зачем?
– Собрание будет, «стрелка». Это насчет новых порядков. Ты сама-то что об этом думаешь?
– Не знаю, – пожала плечами Маринка. Не до того ей было сейчас.
– Знаешь, а я, наверное, уйду на другое направление. Мне это все не нравится Пока я сам себе хозяин, жить можно, а ну как на счетчик поставят? Очень мне надо вкалывать на чужого дядю! У меня дома семеро по лавкам!
«Стрелка» была назначена на мертвое, обеденное время, когда в электричках долгий перерыв и работы нет.
На дальней пустынной платформе собралась жидкая кучка торговцев. Отдельно в стороне возвышались три широкоплечих низколобых типа, с ними хозяин, Илюха Чалый. В руках он вертел мобильный телефон, изредка прикладывал его к уху и сквозь зубы сплевывал на перрон.
– С начальником милиции стоит, – шепнула Маринке всезнающая Катька. – А рядом с ним – новый «смотрящий» на нашей линии. Теперь он будет с нас выручку собирать и руководить нами. К Чалому теперь и не подходи – смотри, какой гордый! Фу-ты ну-ты, ножки гнуты!
Торговцы возбужденно шушукались, настороженно посматривая на начальство. Хорошего ждать не приходилось.
– Ну что? Все прибыли? – между тем произнес Чалый. – Начинаем. Теперь у нас порядки меняются. Ясно? Теперь будет так. Составляете списки, кто хочет и дальше торговать. Мне подаете на утверждение. Теперь платить будете не сто, а триста в месяц. И никаких!
Торговцы возмущенно загудели, загомонили.
– Ша! – властным жестом оборвал гул хозяин. – Объясняю конкретно. За это каждому будет выдано разрешение на торговлю. С милицией мы договоримся… Уже договорились, да? – Он повернул голову на бычьей шее в сторону начальника милиции.
Тот молча кивнул:
– И с чужими ментами договоримся. С течением времени. И с контролерами тоже. С конкурентами мы уже все решили. Почти. Теперь такое дело… Товар теперь будете брать только у меня, в моей оптовой палатке, под залог паспорта. Ясно?
Возмущенный гул захлестнул зычный голос Чалого.
– Ша! Я еще не все сказал. Вам же лучше, дурни, не надо свои бабки в дело вкладывать, а цены у меня будут божеские. За это каждый получит красивую ксиву с печатью и голограммой. Если кто к вам подвалит с вопросом – отмазка железная, я работаю на фирму разбирайся с хозяином.
– Это нереально – по триста платить! – выступил вперед Пятновыводитель. – У меня дома пять голодных ртов!
Его поддержал дружный гул.
– Ша, я сказал! У тебя проблемы? У меня тоже проблемы! – перебил его хозяин. – Не нравится – уходи на другую линию. Там будут другие порядки. А нет – оставайся здесь.
– А сезон летний кончится, как я смогу с мороженого триста платить? – выступила крикливая Светка с густо зачерненными глазами.
– Не надо ля-ля! Мороженое во все сезоны идет! И штоб мне без базара. Конкретно говорю. Бабки будете отдавать смотрящему восьмого числа текущего месяца. Ясно всем?
Торговцы еще немного погомонили и обреченно выстроились в очередь записываться. А куда было деваться? И Маринка тоже встала вместе со всеми, плохо соображая, правильно делает или нет.
В очереди она шепнула грустно матерившейся Светке:
– Ты не видела Феофилакта? Я ему книжку должна отдать…
Светка длинно и путано выругалась, так что смысл сказанного остался неясным даже ей самой, и мрачно буркнула: «Не знаю».
Зато «отверточник» (он торговал отвертками) дядя Слава с готовностью обернулся к ней:
– А он с нашей линии ушел!
– Как ушел?
– Сказал, больно поборы на Казанке большие, хотел податься на Белку… Да я недавно его там видел. Там вроде в пользу церкви можно пока бесплатно собирать. Пока!
Маринка не чуяла под собой земли от растерянности.
А когда настала ее очередь, Илюха покровительственно ухмыльнулся:
– Ну что, белобрысая, записывать тебя? Какая красавица, ух! Как бы не увел тебя от меня какой-нибудь пригородный жених, а?
И многозначительно усмехнулся.
***Новые порядки оказались куда хуже старых. Прибыль получалась меньше, чем раньше, ведь у Илюхи цены на товар были еще те. Первое время милиция торговцев действительно не трогала, а потом опять все началось по-старому.
Маринку на перегоне опять поймали ее старинные недруги, мутноглазый с напарником.
– Пошли поболтаем, – говорят.
Девушка им разрешение с голограммой показывает, объясняет, что работает на фирму, а те – ни в какую.
– Так это ты нашему начальнику платишь, а не нам, – объяснил мутноглазый, кривясь в усмешке. – А нам тоже нужно кушать.
– Делиться надо, – поддакнул напарник.
Маринка платить отказалась и этим чуть не сделала себе хуже. Ее завели в какую-то гнусную каморку, и мутноглазый с усмешкой произнес:
– Деньгами не даешь, так мы натурой возьмем… – и принялся демонстративно расстегивать брюки.
Маринка знала, что некоторые из торговок, жалея денег, расплачивались с милицией «натурой». Та же самая Катька не раз делилась с ней с пьяным смешком:
– Деньги мне самой нужны. А вот то, что этим тварям нужно, – мне оно на фиг? Мужа у меня нет, для кого свое сокровище беречь? Пусть радуются, пока у них одно место не отвалится.
Сейчас глядела она в пустые, полные какой-то жуткой бесовской мути глаза, и с ее губ чуть не сорвались Катькины бесстыжие слова.
Зачем ей это сокровище нужно? Мелькнул в ее памяти Феофилакт и растворился в небытии, как призрак…
Чужими непослушными руками Маринка медленно отогнула кармашек рабочей кофты, вынула оттуда деньги.
– На, подавись! – с размаху швырнула мятые купюры в ненавистное лицо.
И сразу же получила удар кулаком в скулу за такое наглое поведение. В голове мгновенно помутилось, окружающий мир пошел сиреневой рябью, задрожали контуры зарешеченного окна, за которым истерически билась в стекло желтая от первых заморозков кленовая ветка…
***Настала осень, похолодало. К сентябрю в садовом товариществе дачники вымерли как класс, Маринка осталась совсем одна.
Теперь она ходила на работу как на каторгу. Тарабанила свой заученный текст без выражения, без огонька. И вообще, ей не хотелось ни работать, ни возвращаться домой, ни жить вообще. Выручка упала.
– Уйду я, наверное, – пожаловалась она как-то Катьке.
Та удивленно блеснула на нее подсиненными глазами:
– Куда, солнце мое?
– На Белорусскую ветку пойду, на Белку. Там, говорят, поборов меньше. И вообще…
Катька неодобрительно помотала головой, но ничего не сказала.
А Чалый все шутил, морща свой жирный, низко нависший над глазницами лоб:
– Ну что, белобрысая, нравится тебе у меня работать?
Маринка отмалчивалась, зло посверкивая глазами.
