Всего 50 (СИ) - Макеева Лилия
На скамейке сидел, с улыбкой глядя на яхты, старик в льняных брюках и белой рубашке.
– Сеньор, извините за беспокойство, добрый вечер! – обратилась я к нему.
– Добрый, – встал мужчина со скамейки.
– Какая галантность, сеньор!
– Старая школа…
– Спасибо! Вы не знаете, в чём смысл этих квадратов? Наверняка вы – барселонец.
– Никакой идеи… Это порт, так что, может быть… что-то с морской темой связано.
– А вы всегда и всем так улыбаетесь?
– В общем-то, да…
– А сколько вам лет?
– Восемьдесят два.
– !! Я думала, гораздо меньше! Прекрасно сохранились. И всё время здесь жили?
– Нет, что вы! Я и в Германии работал, и в Канаде – в Монреале, целых пятнадцать лет. Там тоже люди хорошо сохраняются.
– У вас наверняка есть свой личный секрет сохранения молодости.
– Есть. Это – оптимизм.
– Согласна с Вами. Замечательный пример для подражания. Ну, что ж, желаю вам прожить минимум сто лет!
– Спасибо! И вам!
Пытаясь самостоятельно разгадать идею встроенных в пешеходную зону квадратов, я переходила с одного на другой по очереди, постепенно удлиняя для этого свой привычный шаг, и почти прыгая, как с льдины на льдину.
Может быть, это количество затонувших кораблей? Или количество солдат союзнических войск, погибших во Вторую Мировую? Или это счастливые номера испанской лотереи?
Я перепрыгнула с серьёзной мысли на увеселительную, как с квадрата на квадрат. Им, казалось, не было конца. Сколько их ещё? Шаг – любит, другой – не любит, следующий… Любит!
И я стала гадать на квадратах, как на ромашке. Словно мне не пятьдесят, а шестнадцать.
Дойдя до последнего квадрата, за которым пешеходная зона переходила в пирс, я радостно выдохнула: «Любит»! И легонечко, не пугая прохожих, подпрыгнула на квадрате 4181. Надо запомнить эти счастливые цифры. Господи! Ура! Он меня любит, несмотря ни на что. И он вернётся ко мне… Вернется? А разве он с тобой был? Физически можно сказать, что и не был, не провёл вместе даже недели, а духовно, незримо, – да, был, рядом, близко, так, что я видела, как через краешек его ушной раковины проходит солнечный свет, как выступают капельки пота на лбу, как расширяются и сужаются его зрачки…
Любит!
Я ещё раз оглянулась на таинственный, счастливый квадрат и пошла в сторону вокзала за вещами.
***
В круглосуточной камере хранения никого не было.
Вынув из ячейки пакет с двусмысленным подарком Марко, я осталась с ним один на один.
Трогательный момент, вперемешку с фарсовым. Вибратор показался мне тяжёлым, тяжелее прежнего, и я подумала – не оставить ли его здесь, в ячейке? Может быть, какому-то одинокому сердцу пригодится? Нет, подарки передаривать нельзя, примета плохая. Ладно, рассмешу Надю: не с любимым вернусь в Геную, так с вибратором!
Я вспомнила свою шуточную зарисовку: «Если милый вэри бизи, остается тэйк ит изи… Милый – форменный диктатор. Здравствуй, здравствуй, мой вибратор!»
Вот, сама себе накаркала, написав эти бойкие строки четыре года назад…
Криво усмехаясь, я вышла с пакетом на улицу.
Теперь пешком за пятнадцать минут дойду до порта, где стоит паром на Геную, куплю билет – и в каюту. И сразу – спать, спать, ни о чём не думая. За иллюминатором будет шептать колыбельный рэп моё любимое море. А во сне приснится самое лучшее, что со мной ещё произойдет. Как сказал Хосе, Барселона просто так не отпускает… Она словно кладёт напоследок в карман человека какой-то предмет наподобие тотема, чтобы человек, касаясь его, мысленно возвращался в Барселону. А мысль, как известно, материальна. Она и приведёт обратно. Но уже – вместе с любимым.
В кассах паромов удивила безлюдность – ни одного человека.
В окошечке еле отыскался мужчина-кассир. Он стоял за открытой дверцей шкафчика и что-то жевал.
– Добрый день! Билеты на ночной паром в Геную есть?
– Добрый день! Есть, сеньора. Сколько вам нужно?
– Один, самый недорогой.
– С машиной?
– Нет, без ничего.
– Тогда с вас сто девятнадцать евро.
На паром въезжали одна за другой машины всех калибров. И даже несколько автобусов.
Лучше не думать, сколько вся эта посудина в результате полной загрузки весит. Ах, да, там же какой-то закон физики всё уравновешивает…
Моя каюта оказалась огромной относительно моих представлений о двухместной каюте.
Иллюминатор, круглый, небольшой, был грязен до неприличия – море в нем утром наверняка будет мутным. Все равно.
Съев припасённый банан, я умылась, легла и, не дожидаясь отправления парома, провалилась в небытие.
ГЛАВА 13. Виктория
Разбудил меня шум моторов.
За стеклом иллюминатора не было ничего, кроме мутного, хоть и живого моря. Хоть бы дельфинчик какой выпрыгнул рядом – так, для ощущения жизни вездесущей…
Я вышла на ближнюю палубу. На парусиновых шезлонгах лежали или сидели одетые мужчины – шофера тех машин, что плыли внизу, в трюме, в гулком чреве парома.
Паром выглядел до обидного обыденно. Он не ставил красивой точки в моем путешествии, а будто обронил кляксу, на которую уже не найдёшь ни ластика, ни белой замазки. Кисленько выглядели и обшарпанные борта, и сама палуба, выкрашенная в яркий, но слишком искусственный бирюзовый цвет.
Холодный ветер усиливал неуютную атмосферу. И ни одной женщины! Даже смешно.
Угрюмые мужские лица не располагали к тому, чтобы я выбрала себе шезлонг рядом с ними.
Встав у бортика, где сквозняк не хозяйничал слишком активно, я с наслаждением созерцала морские владения.
Им не было границ. Только море, поддерживающее своими краями небо. Или небо, охватившее собой море.
Две стихии сливались воедино, сочетаясь по цвету. Оттенки – от белёсо-голубого до глухого синего, почти чёрного – казалось, гуляли сами по себе, принадлежа установленной кем-то палитре. Белые чубчики, образующиеся на гребнях волн, на мгновение украсив собой гладкую «причёску» моря, растворялись и убегали, чтобы превратиться в чубчики уже другого гребня.
Паром двигался с определённой скоростью и мерно шумел, успокаивая таким образом нервы, помогая отрешиться, собраться с мыслями.
«Вот и стали мы на год взрослей»… Благодаря своей наивности, иллюзиям и пятидесятилетию, я увидела Барселону. Теперь надо взять себе за правило: вместо грусти по поводу нового дня рождения – знакомство с новым городом, а ещё лучше – с новой страной. Отдалённость путешествия – лишь вопрос наличия финансов. Чем сидеть за столом и слушать, какая ты славная, лучше бродить по незнакомым улочкам, заходить в храмы, подмечать другие обычаи, слышать новые звуки и мелодии, любоваться пейзажами и не переставать удивляться многообразию человеческой жизни. День твоего рождения не должен быть грустным. Лучше кого-то обрадовать в этот день, чем амбициозно ждать поздравлений и подарков. И если обрадовать некого или не на что, то нужно обрадовать себя самого.
Выбор остается за каждым: накормить в этот день друзей в родном городе, или стаю голубей – в чужом. Только не нужно надрыва, если что-то не срослось – и друзья поймут, и голуби с голоду не падут. Будь в этот день самим собой. Будь собой! Прими себя, свой возраст, свою суть. Форму своего черепа, в конце концов! Прости себе ошибки и дай слово не наступать на те же грабли. И прости других, что они не с тобой. Дай им свободу выбора! Они придут к тебе, когда им станет трудно без тебя дышать. Или не придут, а помашут издали рукой, улыбнутся на расстоянии. Тоже хорошо. Значит, помнят.
Разве это возраст – пятьдесят лет? Те, кому сейчас двадцать, не поверят, но именно в пятьдесят все только и начинается. Приходит вкус жизни и радость бытия. Амбиции уступают место смирению. И это происходит гармонично, без надсада. Становится дорог каждый день, и ты начинаешь различать мельчайшие детали, оттенки, недоступные взору, скрытые от тебя прежде… Большинство теорий вдруг становятся применимы на практике. Отголоски плохо усвоенных мудрых сентенций достигают того нейрона в мозгу, которому они необходимы, и рождается мысль, будто своя – и она не менее мудра. Так или иначе, уже есть, чем гордиться, а силы ещё не иссякли. Апогей человека – его пятидесятилетие. Вершина, Джомолунгма, откуда он видит если не всё, то очень многое.
