Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)
Я задумчиво прикусываю губы, а затем неожиданно замечаю, как из-за угла плетется по дороге Мария — наша домработница. Она одета в нелепое, длинное пальто, хотя воздух теплый и приятный, и на ее ногах тяжеленые туфли с квадратными носами. Раньше она со своей семьей жила за стеной, но после того, как мы предложили ей работу, она переехала в наш район, только к западной части от Броукри. Там всегда очень тихо, а ей не хотелось попасть в неприятности: любой, кто выбирался из-за завесы и прислуживал богатым, был предателем и получал по полной программе от своих же сородичей.
— Мария! — тут же восклицаю я, но руки от плеч парня не отнимаю. — Мария, я здесь!
— Мисс Адора?
— Прошу, помоги мне.
— Что вы делаете?
Женщина сначала смиряет меня ледяным взглядом, но затем шокировано застывает, и ее широченные брови ползут вверх.
— Ему нужно помочь, — поясняю я, — он ранен.
— Позвать врача?
— Нет, Мария, он с той стороны.
— О, боже, как вы о нем узнали?
— Случайно увидела из окна.
— Надо оставить его на центральной площади у Броукри. Уже утром его найдут, так и знаете. Утром он будет в порядке.
— А что если он не доживет до утра? — Я взволнованно перевожу взгляд на парня. Он еще совсем молод. Как и я. Как и мой брат. Что заставляет людей идти на риск? Так ли это сложно, думать, прежде чем кидаться в океан с акулами? — Я не брошу его на площади.
— Хотите рассказать родителям?
— Нет, что ты! Конечно, нет. Тогда он умрет еще быстрее.
— Но что мы можем сделать, мисс Адора? — Мария подходит ко мне и с сожалением глядит на молодого парня. Наконец, я вижу нечто похожее на доброту. — В больницах его не примут. Вы ведь понимаете. А идти к стене…
— Нет. Мы не расскажем о нем никому. Мы…, - я облизываю губы, — мы вылечим его.
— Что?
— Отнесем его к тебе.
— Ко мне?
— Да. В моем доме его найдут, а о тебе никто и думать не станет. Так и поступим.
— Но, мисс Адора, — нервно восклицает Мария, когда я поднимаюсь на ноги, — разве у вас нет иного выхода? У меня могут быть проблемы.
— И ты оставишь его здесь? Оставишь его умирать?
— Я не…
— Хватит болтать, Мария. Помоги мне.
С трудом мы поднимаем незнакомца с земли. Женщина бурчит что-то на испанском и кряхтит, будто старуха, однако я уверена, что она сама не оставила бы парня умирать, не смогла бы пройти мимо. Отличительная черта бедняков — странная причастность к горю каждого, кто неоправданно страдает. У них есть чувство справедливости и чувство любви и горечи. Они не бросили бы умирать того, кто этого не заслуживает. Они бы взвесили все за и против. Мои же родители, гуляя вдоль стены, просто бы прошли мимо. Быть может, у отца возникло бы желание позвонить нашему лечащему врачу — Антуану Ревье, но только в том случае, если бы умирающий был нужным ему человеком или выше его по статусу. Я не утверждаю, что все богачи — хладнокровные самолюбцы, но большинство из них уже и не помнит: как это, ощущать волнение за живое существо, а не за бизнес или деньги.
Дом Марии большой. Он похож на особняк богатого наследника, в действительности же его делят три семьи, в каждой из которой по пятеро детей, и у некоторых из этих детей уже тоже есть дети. Однако эти условия гораздо лучше тех, что у многих проживающих за стеной. Из моего окна открывается вид на гигантские сооружения многоэтажных домов, и некоторые квартиры располагаются на крышах других квартир, в свою очередь стоящих у основания еще каких-то квартир. Выглядит это так же, как рисунки Индийских Кварталов в моих книгах: ужасающе и впечатляюще.
Мария здоровается со своим мужем, а затем кидает на меня обеспокоенный взгляд.
— Мы отнесем мальчишку на чердак.
— Как скажите.
— Роберто, Олли, помогите!
К нам подбегают два подростка, обоим лет по пятнадцать. Они подхватывают парня под мышки и тащат вверх по крутой лестнице, к крыше.
— Они не должны никому о нем рассказывать, — говорю я, разминая ноющие плечи. У Марии хмурятся брови, а я тут же отмахиваюсь. — Все, поняла, ты могила.
— Мне не зачем подставлять себя, мисс Адора.
— Приятно это слышать.
В доме пахнет чем-то жаренным. Повсюду носятся маленькие дети. Они толкаются и прыгают в коридоре, будто непоседливые молекулы, а я аккуратно обхожу их стороной, и радуюсь, что не так уж часто пересекаюсь с детьми. Точнее, совсем не пересекаюсь. Мама у меня и под предлогом смертной казни не согласится на пополнение в семействе. Мне кажется, ей и так хватает самовлюбленного гордеца и забитой серой мышки. Для полного комплекта не достает только серийного убийцы.
На чердаке душно. Я открываю окно и прошу Марию принести аптечку. Сбрасываю на пол сумку и медленно приближаюсь к парню, изучая его израненное лицо. Странно все это: мой брат калечит людей, а затем я пытаюсь их спасти.
Снимаю с незнакомца его кофту, осматриваю свежие раны на торсе и плечах, и туже стягиваю свои волосы в неуклюжий пучок. Мне никогда раньше не приходилось ощущать запах крови — такой явственный, четко-выраженный. Также, я никогда не пыталась спасти кому-то жизнь. Это жутко пугает и волнует одновременно.
Мария возвращается с лекарствами и теплыми махровыми тряпками. Подкладываем под голову незнакомца несколько подушек, обрабатываем рану на плече и подбородке. Не знаю почему, но мне неожиданно кажется, что ссадина на шее парня от биты Мэлота. Он часто уходит на дело, вооружившись деревянной битой, вырезанной в молодости отцом. И что-то мне подсказывает, папа смастерил ее для аналогичных целей.
— Нужно зашить, — вдруг говорит Мария, указывая на плечо незнакомца. — Рана очень глубокая, кровь не останавливается.
— Зашить?
— Да. Но я не смогу, руки дрожат, мисс. Придется вам.
— Мне? — я в ужасе распахиваю глаза. — Но я не умею.
— А что тут уметь? Штопай, как ткань, дорогая.
— Мария, но я никогда прежде не шила.
— Все бывает в первый раз, мисс Адора. Все бывает.
Не знаю, сколько проходит времени. Когда мы заканчиваем, руки дрожат, а сердце в груди рвется наружу, тарабаня по ребрам, будто дикое. Поднимаюсь на ноги и провожаю Марию взглядом. Она выглядит уставшей. К тому же на ее ногах до сих пор эти ужасные и неудобные квадратные туфли. Я почему-то усмехаюсь, хотя ничего смешного уже очень и очень давно не происходило в моей жизни.
Неожиданно слышу стон. Оборачиваюсь и вижу, как парень распахивает опухшие от синяков глаза. Он тут же пытается подорваться с пола, но я оказываюсь рядом и аккуратно придавливаю его плечи ладонями.
— Тише.
— Что происходит? — восклицает он, дергано осматриваясь. — Что…, что я…
— Ты в безопасности. Я никому не расскажу о тебе, слышишь?
