Карина Тихонова - Солнце ночи
— Но зачем?!
— Затем, что в этом отеле обычно селятся состоятельные и влиятельные люди. То, что они говорят, может представлять интерес для самых разных структур: и официальных, и неофициальных.
— Криминал? — спросила я с ужасом. — Записи используют для шантажа?
— Кать, я понятия не имею! — ответил Глеб. — Но что-то здесь нечисто. Короче говоря, будь осторожна.
Я обдумала сказанное. С одной стороны, все это не умещалось в моей голове.
С другой стороны, потрясающая расторопность персонала вполне может объясняться хорошей осведомленностью. Нет, до чего все-таки противна даже мысль о том, что кто-то копается в твоем нижнем белье! Я невольно передернула плечами.
— Замерзла? — спросил Глеб, неправильно истолковав мое движение.
— Нет. Представила, как кто-то сидит в наушниках и внимательно слушает наши разговоры.
Глеб молча притянул меня к себе, распахнул пиджак и натянул одну полу на мои плечи. Сидеть так было невыразимо уютно, и я затихла, глядя на море.
Глеб поворошил носом мои волосы и спросил:
— Чем ты сегодня занималась?
Я быстро отодвинулась в сторону:
— Ты себе не представляешь! Я такое слышала!
И я, торопясь и захлебываясь, рассказала ему о невольно подслушанном разговоре Палянского и Ольги. Глеб выслушал меня внимательно, не перебивая. Пожал плечами и сказал:
— Всегда подозревал, что он ее чем-то держит. Понимаешь, он себя ведет с ней, как хозяин. Мы здесь второй год пересекаемся, я видел их в одной компаний. Не похожи они на любовников. Да это и не повод для шантажа.
— Не повод, — согласилась я. — Но Палянский мог получить компромат именно в то время, когда они были любовниками!
Глеб обдумал услышанное и покачал головой:
— Не похоже. Деньги на фильм он выбил из нее два года назад. Выходит, информацию получил примерно в то же время. Иначе Ольга уже давно бы оплачивала его творческие замыслы.
— А может, это Альберт дорвался до камня? Он не мог вас подслушать?
— Не мог, — коротко ответил Глеб. — Украшение было спрятано на яхте. Яхта почти постоянно в море. А Альберт там днюет и ночует. Если бы он нас подслушал, то забрал бы камень значительно раньше. Перед тем как выйти в море, я проверил: камень был в тайнике.
Глеб покачал головой и завершил:
— Нет, это сделал человек, который побывал на яхте только сегодня. Например, наш общий друг Макаров. Он сегодня явился к нам прямо в море. Приплыл на моторке с предложением мира и дружбы. Отдал Альберту свой участок возле острова, сказал, что собирается уезжать из города. Они по этому поводу хорошенько выпили, Альберт сейчас в полном отрубе. Отсыпается. А Макаров отплыл с яхты примерно полтора часа назад. Ты его не видела?
— Видела утром. Он караулил Палянского в холле отеля.
— Утром? — переспросил Глеб. Подумал и покачал головой. — Нет. К нам он заявился примерно в три часа дня.
Мы немного помолчали. Потом я робко предложила:
— Пойдем на ужин? Я одна в ресторан не спускалась, боялась.
Глеб поднялся с камня, протянул мне руку. Я встала, и мы отправились обратно, в отель.
— Что будем делать после ужина? — спросил Глеб.
Я почувствовала, что краснею.
— А что ты предлагаешь?
— Прокатиться на яхте.
— Там же Альберт отсыпается! — напомнила я.
— Вот именно! Значит, не будет путаться под ногами! Глеб обнял меня за плечи и спросил:
— Договорились?
Я открыла рот, чтобы ответить «договорились», но вместо этого издала хриплый вздох и отчаянно завизжала. И было отчего!
Я чуть не наступила на человека, распростертого возле чугунной решетки отеля!
Глава 19
Глеб оттолкнул меня в сторону, присел возле тела. Дотронулся двумя пальцами до обнаженной шеи человека, произнес:
— Жив.
Я присела рядом. Меня колотил нервный озноб.
— Кто это?
— Беги в отель, — велел Глеб, не отвечая. — Скажи, чтобы прислали врача.
Я поднялась на ноги, не отрывая взгляда от неподвижной фигуры на земле, нашарила ручку калитки. Потянула ее на себя, переступила порог ограды и только тогда смогла оторваться от созерцания неизвестной жертвы. Холл отеля светился приветливым оранжевым светом, и я полетела на него, как бабочка на огонь уличного фонаря. Взлетела вверх по широким ступеням, миновала террасу, распахнула дверь и закричала:
— Помогите! Там человека убили! — Подумала и поправилась: — То есть, ранили.
Светлана подошла ко мне, взяла меня за руку, заглянула в глаза.
— С вами все в порядке?
— Он там, лежит возле калитки! — продолжала я. — Скорее, нужен врач! Глеб остался с ним…
— С кем, «с ним»? — резко спросила Светлана.
— Не знаю, — ответила я, чуть не плача. — Я не разглядела лица, там темно. Нужно вызвать милицию.
Светлана обеими руками взяла меня за плечо и резко встряхнула.
— Посмотрите на меня! — велела она.
Я заглянула в стальные глаза напротив и подумала: «Боже мой! Да ей совсем не двадцать лет! Ей все сорок!»
— Сейчас вы пойдете в свой номер и будете сидеть там до тех пор, пока вас не позовут, — отчеканила Светлана очень тихо и очень раздельно. — Звонить никуда не будете. Я все сделаю сама. Понятно?
Я кивнула, не в силах оторваться от сверкающих темных зрачков, пульсирующих в глубине серого глаза. Повернулась и, словно загипнотизированная, двинулась к лестнице. Поднялась на второй этаж, открыла дверь номера. Вошла, направилась к кровати. Упала на покрывало и закрыла глаза. Меня тряс нервный озноб.
Кого-то только что пытались убить. Пока мы с Глебом разговаривали на пляже, неизвестного убивали буквально в двадцати шагах от нас. Ведь когда мы шли на пляж, никакого тела возле ограды еще не было!
Почему я так испугалась? Потому, что ничего не понимала! Все-таки самое страшное в этой жизни — неизвестность. Злодей играет с тобой в непонятную игру по правилам, которые тебе не известны. Очень страшное ощущение. Пробирает до ледяного озноба.
Очнулась я только тогда, когда дверь распахнулась и в комнату влетел Глеб.
— Почему не запираешься? — буркнул он.
Не дожидаясь ответа, отворил дверцу гардероба и принялся швырять на кресло мои немногочисленные тряпки.
— Так, — бормотал он себе под нос. — Теперь туфельки достанем… Туфельки, туфельки, где вы туфельки… А, вот они!
Глеб присел на корточки, вынул из нижнего яруса картонную обувную коробку. Я наблюдала за его действиями широко раскрытыми от удивления глазами.
— Так, туфельки мы достали, теперь… Ладно, белье достанешь сама, не хочу тебя смущать…
