Линда Ховард - Обещание вечности
Макс стоял совершенно неподвижно, глаза сверкали тем особенным блеском, когда что-то вызывало его недовольство. Рот сжат в мрачную бесцветную линию.
— Я знаю, что ты злишься, но, так или иначе, заставлю тебя выслушать меня, даже если мне придется силой доставить тебя ко мне домой и привязать к кровати.
— Я не злюсь, — возразила Клэр, и это было правдой.
Она слишком глубоко ранена, чтобы сердиться. Она почувствовала, как глубоко внутри зарождается мелкая дрожь, вызванная нарастающим упадком сил, и поняла, что не сможет справиться с этой сценой прямо сейчас.
— Как вы сказали, теперь я ваша служащая, поэтому, если вы не хотите, чтобы я работала сегодня вечером, я не буду. Но и с вами никуда не пойду. Спокойной ночи, мистер Конрой.
Клэр взяла сумку и вышла из-за стола, Макс бросился к ней, и схватил за руку так сильно, что причинил боль.
— Не называй меня мистером Конроем, — сказал он ровно.
— Почему? Это еще один псевдоним?
— Нет, но я и не Бенедикт; это мое второе имя.
— Очень подходящее имя. Бенедикт Арнольд тоже был шпионом.
— Черт бы тебя побрал, я не шпионил, — рявкнул Макс. — Я не рыскал в твоих документах, не записывал на пленку наши беседы. Я ничего не выпытывал, ты сама дала мне информацию.
Темные глаза Клэр были совершенно пусты.
— Вы искали меня на вечеринке у Вирджинии, потому что знали, что я работаю здесь.
— Это неважно! Да, я специально познакомился с тобой. Была вероятность, что ты обладаешь кое-какой полезной информацией о «Сплавах Бронсона». — Он слегка встряхнул Клэр. — Какое это имеет значение?
— Никакого, абсолютно. — Она поглядела вниз на его руки, голос стал ледяным. — Вы делаете мне больно.
Макс отпустил ее, в его глазах промелькнуло что-то мрачное, пока он наблюдал, как она потирает запястья.
— Это просто работа, к нам это не имеет никакого отношения.
— Как удобно — размещать разные области своей жизни в аккуратных маленьких отсеках, не позволяя им соприкасаться! Я так не умею. И уверена, если человек непорядочен в чем-то одном, то он такой же и во всем остальном.
— Проклятье, не будь такой идиоткой…
— Вы разработали настоящий блицкриг. — Поняв, что повышает голос, Клэр прервалась, поскольку почувствовала, что теряет самообладание. Она отчаянно пыталась взять себя в руки. — Понимает ли Энсон Эдвардс, каким сокровищем обладает в твоем лице? Хоть одна женщина когда-либо отказывала тебе, если ты включал обаяние на полную катушку? Я полностью доверяла тебе, так что можешь гордиться собой. Бедняжка! — Клэр остановилась, сделав глубокий вдох, глаза защипало. — Настолько красивый, что женщины воспринимают тебя как бездушное тело. Пресытился бессмысленным сексом и захотел, чтобы кто-то стал для тебя настоящим другом. Я должна написать слово «дура» у себя на лбу, потому что ты отлично понимал, как вести себя со мной. Включил обаяние, ворвался в мою жизнь, получил нужную информацию, а затем сплясал от радости. Превосходная работа! Однажды тебе удалось одурачить меня, но не жди, что я снова превращусь в идиотку! Я не настолько глупа и не собираюсь падать лицом в ту же грязь!
Клэр отвернулась, тяжело дыша, и растирая лоб дрожащей рукой. Возможно, она действительно глупа: предательство Джефа так ничему ее и не научило. Оно сделало ее осторожной, но недостаточно. И в результате она снова попала в порочную любовную западню красивого обаятельного мужчины, который мог заполучить любую женщину, какую захотел, и только наивная дурочка могла мечтать о том, что он полюбит ее.
— Я не плясал от радости! — заорал Макс, нависая над ней.
Он редко терял самообладание. Как правило, в этом не было необходимости, обычно Макс получал, что хотел, не особо напрягаясь, просто используя обаяние и чувственность. Но реакция на Клэр была чрезмерной с самого начала, и холодное презрение в ее глазах вызвало в нем что-то жестокое.
— Меня вызвали назад в Даллас, ты же знаешь. Ты была в моей постели, когда раздался звонок!
Последние остатки цвета как будто смыло с лица Клэр, ее безудержный взгляд обнаженной боли заставил Макса замереть.
— Клэр… — начал он, потянувшись к ней, но она отскочила настолько яростно, что врезалась в край стола, бумаги разлетелись в разные стороны.
— Как любезно с твоей стороны напомнить мне об этом, — прошептала она.
Ее глаза казались черными на белом как бумага лице.
— Оставь меня в покое.
— Нет. Нам было хорошо вдвоем, и я хочу все вернуть. Я не позволю тебе выкинуть меня из своей жизни.
Клэр дрожала, и он хотел обнять ее, чтобы поддержать, но не посмел. Внезапно ее ледяное самообладание рухнуло у него на глазах, обнажив женщину, которая почти сотрясалась от боли. Осознание этого поразило Макса, словно удар в грудь, лишивший возможности дышать. Она вовсе не замкнутая хладнокровная женщина, немного бесчувственная, бросающая вызов его мужской сексуальности. Она воздвигла преграды между собой и другими людьми, пытаясь защитить себя, потому что слишком остро все ощущала, и была чересчур легко и слишком глубоко травмирована жизнью. Он не понял ее вообще, небрежно рассчитывая на сексуальную привлекательность и обаяние, чтобы смягчить обстоятельства, как делал всегда, настолько поглощенный желанием заполучить Клэр в свою постель, что пропустил все слабые сигналы, которые она посылала ему. Бог мой, что же он с ней сделал? Как глубока ее рана, если на лице отразилась такая мучительная боль?
— У тебя просто нет выбора, — прерывисто ответила Клэр. — Ты всерьез полагаешь, что я настолько глупа, что снова поверю тебе? Ты лгал, использовал меня. Конечно, у тебя была веская причина, которая делала все это абсолютно правильным в твоих глазах. Цель оправдывает средства, не так ли? Пожалуйста, просто оставь меня в покое.
— Нет, — резко ответил Макс, чувствуя, как внезапная дикая боль скрутила узлом внутренности при мысли, что он, возможно, потерял ее навсегда.
Он не мог допустить этого, и не допустит! По причинам, которые он даже не пытался анализировать, Клэр становилась все более и более дорога для него, заполняя мысли днем и мечты ночью. Ночь, которую он провел с ней, заставила его хотеть большего, намного большего.
— Я же сказал, что сейчас ты пойдешь со мной, хочешь ты этого или нет.
Появившийся в дверном проеме Сэм прервал их, и его голос был столь же холоден, как и взгляд.
— Перестаньте изводить ее, она и так измучена.
На лице Макса не дрогнул ни один мускул, когда он повернул голову, чтобы посмотреть на Сэма, но внезапно в нем появилось что-то необузданное, обманчиво худощавое мускулистое тело напряглось, и глаза стали ледяными и смертельными.