Софи Кинселла - Помнишь меня?
— Я знаю. Я предлагал. Ты отказалась. Ты очень упряма. — Он пристроился за автобусом и взглянул на меня. — А что ты планировала на остаток дня? Ведь Эрик уехал.
В душе что-то всколыхнулось. Я постаралась ответить сухо, по-деловому:
— Ничего не планировала. А что?
— У меня остались кое-какие твои вещи. Подумал, ты, возможно, захочешь забрать. Заедем?
— Хорошо, — безразличным тоном согласилась я.
Йон живет в самой чудесной квартире, какую я только видела в своей жизни. Дом, правда, не в престижном районе, в Хаммерсмите, но большой, с огромными старинными окнами, сверху полукруглыми. И что удивительно, оказывается, его квартира занимает и чердак стоящего впритык следующего дома. Она в миллион раз больше, чем кажется сначала.
— Потрясающе.
Почти лишившись дара речи, я оглядываю его квартиру-мастерскую. Высокий потолок, белые стены, огромный стол необычной формы. В углу мольберт, вдоль стен стеллажи с книгами, пара старомодных библиотечных стремянок.
— На этой стороне улицы все дома изначально строились под мастерские художников. — Йон идет и собирает оставленные повсюду грязные кофейные чашки. — Твои вещи там.
Я прошла сквозь арку в уютную гостиную с большими диванами с синей суконной обивкой. За диванами потертые деревянные полки, забитые книгами, журналами и даже растениями в горшках…
— Это же моя вазочка! — воскликнула я, увидев расписанный вручную глиняный кувшинчик. Когда-то давным-давно Фай подарила мне его на день рождения.
— Ну да, — кивнул Йон. — Здесь много твоих вещей.
— Мой свитер! — На одном из диванов валялся мой старый растянутый свитер, который был у меня, кажется, с рождения: я носила его сколько помню себя.
Я осторожно оглядываюсь. Здесь полно… меня. Вот уютное покрывало из искусственного меха, в которое я любила заворачиваться вечером. Старые фотографии. Розовый — смешно! — тостер, мой тостер.
— Ты уминала у меня хлеб, как будто тебя не кормили сутками.
В первый раз с тех пор, как я очнулась в больнице, я почувствовала себя дома. Даже моя разноцветная гирлянда здесь — наброшена на цветок в углу. Фу, пыльная.
Значит, вот где все мои вещи. Все они здесь.
Вдруг мне на память пришли слова Эрика. Он сказал так, когда я расспрашивала его про Йона. Ему можно доверить даже жизнь. Наверное, это я и сделала. Доверила ему всю свою жизнь.
— Вспоминаешь что-нибудь? — с надеждой спросил Йон.
— Нет, — покачала головой я. — Только узнаю вещички из моей прошлой жизни… — Я замолчала, увидев бисерную рамочку, которой не помнила. В рамочке моя фотография. С Йоном. Мы сидим на поваленном стволе дерева. Он меня обнимает, я смеюсь, закинув голову. Словно я самая счастливая девушка на свете.
А это уже серьезно. Это — настоящее. Значит, доказательства у него все-таки есть, вот, пожалуйста.
— Ты мог бы показать мне… — В голосе звучит упрек.
— А ты разве хотела мне верить? — Он присел на подлокотник дивана.
Он прав. Наверное, не хотела. Цеплялась за свою небывалую гламурную жизнь.
Я подхожу к столику, заваленному моими книжками в мягких обложках. Там стоит еще вазочка с семечками. Я зачерпываю горсть.
— Люблю семечки, — заметила я.
— Я знаю.
Выражение лица у него такое, мягко говоря, странное, что рука с семечкой останавливается на полпути ко рту.
— Что?
— Ничего, — пожал он плечами. — Просто у нас была такая… традиция. Мы в первый раз занимались любовью. Потом лежали, и ты щелкала семечки. Ты посадила несколько в баночку из-под йогурта. И потом мы стали так делать, иногда. Просто так… Мы говорили, что это наши дети.
— Мы сажали семечки? — Голос не мой.
— А-а, ерунда. Хочешь выпить?
— Где они? — не унимаюсь я.
Йон плеснул вино в бокалы и повел меня по коридору. Мы прошли через просторную, необыкновенной красоты спальню и вышли на балкон — широкий, с дощатым полом.
У меня перехватило дыхание.
Со всех сторон стоят подсолнухи. Разных размеров. От огромных желтых монстров, рвущихся к небу, до крошечных, едва пробившихся ростков. Глядя на это буйство желтого и зеленого, я вдруг ощущаю ком в горле. Отпиваю вина. Я просто ошеломлена.
— С чего все началось? — наконец спросила я.
— Это случилось в выходные, когда Эрик уехал. Я пришел к тебе, мы болтали, пили вино, вышли на балкон. Примерно так, как сейчас. А в середине вечера внезапно замолчали. И все поняли.
Его темные глаза. Он так смотрит… Внутри меня просыпается желание. Невольный порыв. Он не спеша берет бокал из моих рук.
— Лекси. — Он подносит мои руки к губам, закрывает глаза, легонько целует мне пальцы. — Я знал… ты вернешься. Я знал, ты все равно вернешься ко мне…
— Перестань! — Я резко отскакиваю от него как от прокаженного. — Ничего ты не знал!
— Что-то не так? — Вижу, я смертельно раню его.
Я и сама не понимаю, что не так. Я хочу его! Нет, не могу, не должна.
— Для тебя наши отношения существуют, а я в самом начале этого пути.
— Я тоже вернусь к самому началу, — поддерживает он меня.
— Ты не можешь вернуться к началу. — Я в отчаянии запускаю пальцы в волосы. — Йон, ты мне очень нравишься. Но я тебя не люблю… еще не люблю.
— Я и не жду, что ты меня сразу полюбишь…
— Ждешь! Ты видишь во мне ее!
— Ты и есть она, — рассердился он.
— Но я об этом не знаю! — По щекам у меня льются слезы. — Я бы очень хотела быть той смеющейся девушкой. Я смотрю на эти подсолнухи, на фотографию, на мои вещи. Я понимаю, что все это было. Но для меня это — красивый роман двух незнакомых людей.
— Это мы, — не уступает Йон. — Ты знаешь обоих.
— Головой — знаю. Но не чувствую. — Я сжимаю кулаки, стараясь остановить слезы. — Если бы я хоть что-нибудь вспомнила. Хоть что-нибудь, хоть бы какая-нибудь ниточка…
— Так, значит?
— Значит, мне нужно время. Мне нужно… — Слова кончаются у меня.
На стекла падают первые капли дождя.
— Отвезти тебя домой? — наконец нарушил молчание Йон.
— Да. — Я вытираю глаза и откидываю волосы со лба. — Да, пожалуйста.
Дома мы через пятнадцать минут. Йон ставит «мерседес» на парковку. Дождь льет вовсю.
— Беги быстрее, — подталкивает меня Йон.
— А ты как доберешься?
— Не беспокойся. — Не глядя мне в глаза, он отдает ключи. — Разберись с этим делом. — Он кивнул на синюю папку. — Удачи, Лекси!
Под дождем я бегу к дверям. Драгоценная папка чуть не падает у меня из рук. Долго стою под навесом, перебирая листочки. Я все больше проникаюсь надеждой. Скорей, нужно проработать детали.
