Пол Мейерсберг - Роковой мужчина
Аннабель сидела в ванной, дрожа от страха. Я намылила ей спину, массировала плечи, и частично рассказала ей про свой план. Едва ли это был идеальный момент, но у меня не было выбора. Я объяснила, что хочу, чтобы она разыграла для меня маленькую сценку – никакой наготы, секса, ничего такого, просто побыть со мной. Я не могла сказать ей – где и когда. Аннабель почти не слушала меня. Она не могла сосредоточиться. Но она заинтересовалась обещанными ей пятьюстами долларами в день.
– А столько дней?
– Один, может быть, два. Еще не знаю.
– Тысяча мне бы пригодилась.
– Значит, решено.
Аннабель повеселела. Я поцеловала ее и сказала, что некоторое время буду поддерживать с ней связь.
– Мне действительно очень кстати эти деньги, – сказала она снова.
– Я дам тебе пятьсот сейчас.
– Спасибо. Ты хорошая. Не такая, как я. Наступила моя очередь плакать. Возвращаясь в Беверли-Хиллз, я проехала через Санта-Монику. Не слишком здорово, но быстрее, чем через Сансет. Господи, это место было просто отвратительно. Бывают времена, когда этот город выглядит как настоящий ад. Пятнадцать баллов по шкале Рихтера были бы очень кстати. Может быть, мы с Мэсоном однажды уедем отсюда. Отправимся в Мексику.
Аннабель прекрасно подходила для моей затеи, но я беспокоилась за нее. Я была уверена, что она сидит на игле, возможно, принимает героин – судя по тому, как она потирала руки. Ей очень нужны деньги. Она даже толком не спросила, что я от нее хочу. Бедная Аннабель. Мы все можем попасться на крючок. Деньги, наркотики, секс, даже работа – неважно. Подойдет любой идол.
Я хотела встретиться с Алексис и выпить с ней. Мы назначили встречу на полседьмого. Мне все еще кое-что было нужно от нее. Как и Аннабель, она была составной частью моего плана. Она походила на Аннабель и в другом смысле. Мэсон был наркотиком для Алексис. Я должна убрать ее от него. Она будет вынуждена уйти.
Не в натуре женщин становиться рабынями, но они, то есть мы, склонны попадать в рабское состояние, видя в этом легкий путь избавиться от эмоциональных противоречий. Рабство – неестественное состояние. Мы знаем это, да и мужчины тоже. Но это – промежуточное состояние. Рабство для женщины – нечто вроде поры возмужания. Мы должны пройти через него – но пройти как через чистилище. И выйти на другую сторону.
Алексис не оказалось на месте. В четверть восьмого я начала нервничать. У меня родилась ужасная, безумная идея, что она приведет с собой Мэсона. Я уже собиралась уходить, когда она явилась – одна. Судя по всему, она находилась в хорошем настроении и рада видеть меня. Но я решила, что она накануне плакала. На нее напала разговорчивость. Я обрадовалась, решив, что она хочет говорить о своих отношениях с Мэсоном. Но Алексис стала рассказывать о Фелисити, матери Мэсона.
Я была разочарована. Хотя в Мэсоне меня интересовало все, мне не очень хотелось выслушивать сплетни о его матери. Но, слушая Алексис, я пришла к мнению, что мать Мэсона напоминает фигуру старой миссис Бэйтс из «Психоза».[7] Алексис наверняка преувеличивала, и все же она знала, о чем говорит. Она сказала, что любая женщина, интересующаяся Мэсоном, неизбежно столкнется с Фелисити. Алексис пила уже третий бокал «Шардонэ», когда сделала замечание, засевшее у меня в мозгу. Она сказала: «Фелисити – это лезвие бритвы. Вы понимаете, что она опасна, но не понимаете, что уже порезались».
Вино сделало свое дело, и Алексис пошла в туалет, взяв с собой кошелек, но оставив сумку рядом с креслом. Я заглянула в нее и нашла ключи от офиса. Я должна была попасть в офис – не для того, чтобы что-то украсть, а просто чтобы побыть там. Затем она вернулась, и мы говорили примерно с полчаса, в основном о том, что ее преследуют неудачи с мужчинами. Я хотела сказать ей, но не сказала, что в вещах такого рода на удачу нельзя полагаться. Свою жизнь надо устраивать самому. Удача, как сказал кто-то, – не что иное, чем осадок от наших усилий.
Еще один бокал – и она вернулась к идее покинуть Мэсона.
– Вы правы. Мне нужно уходить.
– Ну, в любом случае предупредите его за месяц, – я решила, что этого времени будет достаточно, чтобы разработать план.
– Зачем? Нет, когда я уйду, то уйду сразу.
– Это не слишком честно.
– А он честно себя ведет?
– Он же не знает о ваших чувствах.
– Я не уверена. Он ведет себя так, как будто ничего не знает. Но может быть, он и знает. Понимаете, мужчины могут быть очень жестокими.
Прежде, чем она ушла, чтобы встретиться с противным Родни, Алексис подала мне великолепную идею:
– Один из его клиентов, актер по имени Майк Адорно, получил роль в фильме, снимающемся в Нью-Мексико. Я знаю, что Мэсон намеревался посетить его на съемках. Может быть, тогда я и уйду.
– Когда съемки начинаются?
– Через две недели.
– А сколько времени они продлятся?
– Думаю, восемь недель. А почему вы этим интересуетесь?
– Просто так.
– Ну же, Одри, признавайтесь – вы думали, что там может найтись роль для вас, – Алексис улыбнулась и подмигнула.
Я рассталась с ней и больше ее не видела.
ПРИСУТСТВИЕ
Мои ночные визиты в офис дали мне массу полезной информации. Самые потрясающие материалы я добыла не из писем или факсов, а из сообщений автоответчика. Я впервые слышала голоса из жизни Мэсона. Барбара была открытой книгой. Актер Оз Йейтс оказался гораздо интереснее. Я слышала о нем, видела пару фильмов с его участием.
Самым поразительным и Отвратительным голосом, который я услышала во время своих тайных визитов, был голос его матери, Фелисити. Алексис ничуть не преувеличивала. Я никогда не слышала, чтобы женщина, тем более пожилая, использовала в речи так много непристойных слов. Невероятно! – она так разговаривала со своим сыном. Кое-что звучало даже забавно. Я два или три раза громко рассмеялась. Ее дикция была настолько вызывающе сексуальной, а мрачный голос настолько оскорбителен, что я нашла в нем неожиданную чувственность. Я могла живо вообразить женщину, чье прошлое было наполнено сексуальными приключениями. Возможно, детство Мэсона не сильно отличалось от моего детства.
Однажды ночью я нашла в его календаре напоминание Алексис о дате поездки в Нью-Мексико. Она должна была произойти через три недели. Алексис записала номер рейса, адрес и телефон отеля «Сьерра» в Артезии, где он должен провести ночь с субботы на воскресенье. Я была возбуждена. Он будет один и вдали от Лос-Анджелеса! Итак, время и место моей маленькой драмы определены. Теперь я знала, куда мне ехать.
Аннабель ехала со мной. До дня выезда я виделась с ней дважды. Она оживилась и с нетерпением ждала возможности уехать куда-нибудь подальше. Я дала ей еще денег, выбрала для нее подходящую прическу. Я сказала, что если она собирается стать настоящей актрисой – что было ее потаенным желанием – она должна выглядеть соответственно. В общем-то, прическа Барбары шла ей. И Аннабель тоже осталась довольна. Она чувствовала себя другим человеком.