Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники
Оставив гостя в тягостном недоумении, Архипов ушел в ванную и стал под душ. Вода хлестала по макушке, текла по лицу, попадала на губы – соленая от недавнего пота.
Нельзя было думать – он пока еще ничего не знал и ничего не понял из объяснений Макса Хрусталева. Раз мальчик пришел к нему, значит, вряд ли Маша Тюрина пряталась именно от него, Архипова. Раз мальчик вернулся сюда, значит, вряд ли юрист Маслов был убит у него на глазах.
Кто и куда уволок его сестрицу? Милиция? Так сказать, задержание по горячим следам?
Зачем она потащила Макса на поезд, если он не врет? Почему так внезапно решила отбыть в город Сенеж? Потому что убила юриста Маслова, заколола ножом в сердце? И если решила отбыть, почему звонила Архипову и назначала встречу на станции метро “Чертановская”, последний вагон из центра?
Не нужно вспоминать никаких народных мудростей, чтобы понять, что нельзя делать выводы на пустом месте, но Архипов все-таки делал и злился на себя.
Из душа он вышел уже основательно обозленный.
– Давай, – громко и сердито позвал он, – давай, где ты, погорелец?
Тинто появился на пороге гостиной и сказал, что погорелец здесь.
– Где?!
Сердитыми шагами Архипов дошагал до комнаты с тренажерами и заглянул.
Макс Хрусталев в одних трусах – старая сизая стиральная доска, обернутая поперек выцветшей тряпицей – стоял возле нагромождения блестящей хромированной стали, тросов и блоков, которые подавляли своим мужским, хайтековским, самодовлеющим изяществом. Он стоял и пальцем трогал то одно, то другое. Физиономия выражала глубокий и вдумчивый восторг.
– Ну что? – спросил Архипов, и Макс отдернул руку.
На хромированной поверхности остался быстро тающий туманный след.
– Вы чего? Качаетесь?
– Приходится, – признался Архипов. – Давай в душ.
– Не, вы правда… качаетесь?
Архипов вздохнул:
– Я правда качаюсь. Каждый день. В отпуске тоже качаюсь. И по выходным.
– Круто! – выдохнул Макс. – Не, правда круто!.. А вы кто?
– Я Архипов Владимир Петрович, – представился вожак стаи. – Ты не знал?
– Не, я не в этом смысле… Вы… каскадер? Из этой? Из ассоциации?
Очевидно, тренажеры в голове у Макса Хрусталева были прочно и неразрывно связаны с благородной профессией каскадера.
– Я программист, – покаялся Архипов.
Лицо у Макса вытянулось.
– Программист?! Тот, кто часами сидит за компьютером и играет в стрелялки?!
Нет, Максу нравились компьютеры – у Кольки, того самого, чей братан поколотил Генку, был компьютер, и Максу иногда удавалось на нем поиграть, – но программист?! Зануднее работы не придумаешь!
– Иди в душ, – устало велел Архипов.
– Программист, – повторил Макс убитым голосом.
– Ты так сильно не отчаивайся, – посоветовал Архипов.
– Чего?
– Ничего.
Еды в холодильнике было не слишком много, и Владимир Петрович достал все. Подумал-подумал и сунул в микроволновку кусок мяса – размораживать. Если не хватит колбасы, сыра и хлеба, придется жарить. Оперся руками о подоконник и посмотрел вниз.
Дождь все шел. Тинто Брасс приблизился и стал рядом.
– Ну что? – спросил у него хозяин. – Втравила нас Лизавета в историю?
Тинто сокрушенно вздохнул.
В дверях появился обновленный Макс Хрусталев, прошлепал в комнату и, извиваясь, заполз на высокий стул. Он был розовенький от горячей воды, волосы торчали в разные стороны.
– Рассказывай.
– Чего?
– Где твоя сестра?
– Да не знаю я! Как ее уволокли, так я сразу к вам побежал.
– Долго бежал?
– Да… целый день.
– А ночью вы где были?
– Ночью? – переспросил Макс, запихивая в рот кусок колбасы. – Ночью мы на вокзале были.
– Что ж вам дома не сиделось? Макс махнул рукой:
– Не знаю я! Манька вдруг как подхватилась! Сумку там, кошелек, быстрей-быстрей, туда-сюда, и мы на вокзал поехали.
– Подожди, – попросил Архипов, – давай не так. Давай вот как. Мы вернулись от нотариуса, я вас высадил и уехал на работу. Дальше что было?
– Ну, мы домой пошли. В смысле, в Манькину квартиру. В смысле, которая теперь стала… ну, ваша стала. Она все говорила – слава богу, слава богу, а я ей – чего, слава богу, если у тебя теперь своей квартиры нету?! А она мне – ты ничего не понимаешь!
– Я тоже мало что понимаю, – признался Архипов. – Дальше что?
– Ей позвонил кто-то. Она подошла к телефону, но сама ничего не говорила, только слушала. Слушала, слушала, трубку бросила и давай носиться, собираться, то есть. Потом говорит – поехали. На вокзал, то есть. Я, говорит, отвезу тебя домой и вернусь.
– А ты?
– А я говорю, что не поеду.
– А она?
– А она говорит – поедешь. В руку влепилась и не отпускает. Ну а я чего?
– Чего?
– Ну, не драться же мне с ней! Я решил – потом все равно убегу. Она уснет, а я убегу. Только она не спала. За всю ночь ни разу глаз не сомкнула. И не отходила никуда. Даже… в туалет не отходила. – На слове “туалет” Макс потупил взор – смутился.
– А кто звонил?
– Почем я знаю? Она мне не сказала. Говорит, поехали, тебе надо уезжать, и весь разговор.
– Так. А на вокзале что случилось?
– Ну, уволокли ее, говорю же. Это утром произошло. Мы уже вдоль поезда шли. К ней подошел такой… ферт в плаще. Плащ серый. Ферт… невысокий такой. Она, когда на него смотрела, голову вниз наклоняла. Длинная, – зачем-то добавил он и вдруг улыбнулся. И Владимир Петрович тоже улыбнулся. – Она от него побежала. А к ней второй метнулся. Прямо как из-под земли. В куртке. Она как-то сразу – раз, и все…
– Что – все?
– Ну, перестала дергаться и бежать. Пошла с ними. Сама пошла, я это точно видел.
– И тебя бросила.
– Да не, не бросила она. Она в мою сторону ваще не смотрела. Как будто нет меня. Я потом подумал, что это она специально так, чтоб меня тоже не уволокли. Ну вот. А тот, второй, он меня увидел. Прям мне в глаза уставился и смотрит. Ну, я… побежал. Автобус стоял, я в него, он поехал. Долго ехал, час где-то. Потом на конечной остановился, и я пошел. К вам.
Архипов потер спину. Свитер был шерстяной, старый, вытертый, спина принимала его благосклонно.
Кофе? Чай? Коньяк? Немного французской минеральной воды?
Гектор Малафеев наверняка предпочел бы коньяк и кофе. Архипов назло Гектору решил – чай с мятой.
Мята была в железной банке. Любаня привозила из деревни и сушила на балконе. Архипов открыл крышку, понюхал и спросил:
– А… до того, как мы поехали к нотариусу, к твоей сестре никто не приходил?
– Не-а, не приходил. То есть соседский старикашка приходил, но он так просто. Спрашивал, как она себя чувствует и все такое. Потом мы разговаривали. Часа три, а может, и больше. У меня чуть язык не отсох. Она все спрашивала, что да как. Про мать спрашивала. Про бабушку. Про соседей спрашивала тоже. Ну, как я живу, что мне нравится. Как учусь.
