Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники
Так все и получилось.
Если бы не было дождя, он бы переночевал в кустах бузины и сирени, а утром караулил бы у ворот, когда выедет черная блестящая машина. Дождь шел, и Максу страшно было представить, что он до утра просидит в “устах, голодный и мокрый.
Очень трудно жить “своей” жизнью, когда в кармане ни гроша, хочется есть, зубы стучат от холода и усталости, и негде ночевать, и неизвестно, как дожить до завтра.
А завтра что? Завтра что поесть и где согреться?
Руки совсем заледенели, и Макс сунул их под мышки. Ветер приналег на кусты, швырнул в лицо колючую, холодную воду, стукнул рамой над головой.
Макс привстал и посмотрел. Рама медленно приотворилась, покачалась и замерла. Он даже не поверил. Выходит, окно открыто? Выходит, он просто слабо тянул?!
Макс поднялся, выпростал руку и потрогал раму – открыто. Несколько раз оступившись, он влез на кирпичный парапетик и толкнул вторую створку. Она бесшумно открылась внутрь, в сухое и светлое нутро подъезда. Где-то там, глубоко, пело радио.
Очень осторожно Макс перелез через подоконник и постоял, прислушиваясь. Все в порядке. Шум дождя отдалился, стал другим. На гранитный пол с Максовой куртки громко шлепались тяжелые капли.
Стараясь не стукнуть, Макс прикрыл окно и опрометью бросился вверх по лестнице. Толстые старые стены отражали тяжелое дыхание. Он взлетел на шестой этаж и позвонил. Подождал и позвонил еще раз.
Никаких звуков не доносилось из-за металлической двери – умный Макс еще вчера понял, что дверка-то металлическая! – только слышались какие-то отдаленные размеренные удары.
Значит, все-таки его нет дома.
Зря Макс так старался, так долго шел и так надеялся, что сосед ему поможет. Его нет дома. Конечно. Он подождал и еще позвонил, долго-долго не отпуская палец.
Никого.
Это стало последней каплей. Макс Хрусталев не помнил, когда он плакал в последний раз. Бабушка говорила, что он сильно плакал, когда Манька уехала в Москву.
Изо всех сил вдавливая палец в черную кнопку, Макс заплакал. Он плакал и утирался рукавом насквозь промокшей куртки.
* * *
Тинто Брасс все не уходил.
Мало того, что он стоял и смотрел, он еще стал поддавать Архипова носом.
– Уйди, я тебя прошу, – выговорил Архипов с усилием, – пошел вон!
Тинто вместо того, чтобы оскорбленно удалиться, неожиданно схватил зубами тонкий проводок наушника и выдернул его из архиповского уха вместе с группой “Deep Purple”.
– Спятил, что ли?! – заорал Архипов и тут услышал, как непрерывным истерическим звоном заливается звонок у входной двери.
От неожиданности он выпустил штангу. Штанга проехалась по предплечьям и со всей силой дала ему по шее. Архипов заорал и заматерился, выбираясь из тренажера. Звонок захлебнулся и смолк. Тинто выплюнул наушник и гулко залаял.
Архипов наконец выбрался, схватил полотенце и утер капавший с физиономии пот. Не иначе Гаврила Романович Державный пришел осведомиться, куда пропала девочка Маша, может, Владимир Петрович ее выселил? А то они с Еленой Тихоновной волнуются.
Архипов накинул на плечи полотенце, подошел к двери и посмотрел в “глазок”.
Никого. Странно.
В разогретом и натруженном позвоночнике зажужжало острое веретенце – вж-ж, вж-ж…
Архипов еще раз посмотрел.
Подошел Тинто Брасс и сунул нос в щель.
– Кто там, Тинто? – негромко спросил Архипов. – Ты знаешь?
“Я-то знаю, – отозвался Тинто. – Сказать не могу, как всякая собака”.
Архипов взглянул на него.
“Час назад я отвез труп юриста Маслова за Кольцевую и оставил так, чтобы утром его непременно нашли. Потом я еще снял ковер и запихал его в свою машину. Нож, которым был убит юрист, лежит в моем письменном столе.
Может быть, труп нашли гораздо раньше, чем я предполагал, и теперь хотят получить объяснения?”
Веретенце превратилось в шило, которое впилось и с хрустом проткнуло кости и нервы.
Архипов еще раз вытер лицо и распахнул дверь. На площадке никого не было. Тинто Брасс протиснулся мимо него и потрусил к лестнице. Архипов заглянул за угол и вниз. Тинто лениво гавкнул.
– Вот как, – удивился Архипов. – А я думал, пенсию принесли.
На ступеньках стоял Макс Хрусталев, по архиповским сведениям, недавно отбывший в город Сенеж. Он стоял с задранной головой, неловко повернувшись и свесив длинные, как у орангутанга, руки. По грязным щекам было размазано нечто, подозрительно похожее на слезы.
– Здрасти, – выговорил он, завидев Архипова.
– Будь здоров, – отозвался Архипов. Шило выскочило из позвоночника и пропало, оставив только тупую нестрашную боль. – Ты чего печальный такой? Карточки украли?
– Че… чего?
– Поднимайся, – приказал Архипов. – Тинто, домой! Это ты названивал?
– Я, – признался Макс и шмыгнул носом.
В присутствии бога Тора из учебника истории никак нельзя было раскисать, но от облегчения и счастья слезы как-то сами собой наплывали на глаза. Он сопел и отворачивался.
Тор пропустил его в квартиру, на блестящую плитку, за которой простирался уютный ковер, следом тяжело вбежала собака, прогремели замки.
Все. Кончились беды.
– Хорош, – сказал Архипов, с отвращением рассматривая его. – Опять станем отмываться?
Макс молчал, расшнуровывая ботинки. Пальцы совсем замерзли, плохо слушались, а шнурки сырые, так сразу и не развяжешь.
– А сестрица ваша нам сказала, что вы в Сенеж укатили. Погостили, мол, пора и честь знать.
– Не, – объяснил Макс, – мы… собирались. Она меня на вокзал приволокла. А потом ее…
– Что?
– Увели.
– В отделение?
– Не, не в отделение. Двое каких-то подошли и увели.
Народная мудрость номер семь гласила – никогда не беги впереди паровоза. Придет время, и все узнается само. Народные мудрости никогда Архипова не подводили – до нынешнего вечера.
– Кто подошел? Куда увел?
– Я не знаю. Не, правда не знаю. Один в плаще, а второй в куртке. И увели.
– Куда?!
Макс стащил ботинки, выпрямился, сопнул напоследок носом и потер его рукавом.
– Не знаю, говорю же… А вы чего?
– Чего?
– Спали?
– Мы не спали, – сказал Архипов, – мы делали приседания.
– Чего-о?
– Значит, так, – заключил Владимир Петрович, вожак стаи, – быстро раздеваешься. Прямо здесь, никуда не идешь. Барахло оставляешь тоже здесь.
– Че ж я голый буду ходить?!
– Вымоешься и наденешь то, в чем был вчера. Насколько я понимаю, на этот раз ты не ел всего только один день, так что с голоду сразу не помрешь. Возьми на стойке яблоко. И давай-давай, в темпе!
– Чего?
– Штаны снимай, чего! Лужа на полу!
Оставив гостя в тягостном недоумении, Архипов ушел в ванную и стал под душ. Вода хлестала по макушке, текла по лицу, попадала на губы – соленая от недавнего пота.
