Ирина Арбенина - Плохая хорошая девочка
Поэтому, когда родители настоятельно посоветовали ему не просиживать диван у телевизора, а устраиваться на работу, он послушно устроился. Причем на ту, что «сама на него вышла». Эту работу порекомендовал Юре сосед по подъезду, следователь уголовного розыска Сережа Ваняйкин.
Серега был на несколько лет старше Ростовского и всегда, когда они еще пацанами тусовались во дворе, немного как бы опекал Юру. Давал «мудрые советы старшего товарища». Причем бесплатно. И теперь вот тоже посоветовал: «Иди в менты, Юрок. Всегда, при любом раскладе будешь с куском хлеба и масла. И заметь, Юрок, ничего от тебя особого при этом не требуется».
И Юра стал милиционером. Ну не следователем, конечно, как Ваняйкин, он-то институтов юридических не заканчивал. Ростовский стал просто милиционером. Участковым.
И все бы ничего: живи себе дальше да живи. Жизнь волочет тебя кое-как и понемногу — ну и славно. Поел, попил, поспал, получил немного денег, чтобы снова повторить этот «цикл»… Так, без особых желаний и стремлений, тихо, как амебы, прожили жизнь Юрины родители, и ему бы туда же, лопуху.
Однако в Москве, куда Юра вернулся из армии, в той, не самой сытой части населения, где он и вращался, существовали слова «подняться» и «раскрутиться». И даже тех, кому по-прежнему хотелось бы жить тихо и «амебно», этот соблазн порой «заводил» и будоражил.
Причем лучше всего «подняться» и «раскрутиться», по Юриным наблюдениям, удавалось тем, кто что-нибудь продавал. В широком, так сказать, смысле слова, — необязательно корейскую лапшу или нефть. Некоторым удавалось, например, продать красоту или личную преданность. Мозги пока, по Юриным наблюдениям, особым спросом не пользовались.
В общем, время шло, и Юре, перебивавшемуся на «смешные деньги», все больше хотелось что-нибудь продать…
Однако желающих заработать на продаже давно уже было больше, чем товара — все кругом уже было продано и перепродано. Кое-что уже по многу раз.
Так что Юре оставалось только мечтать. Иногда он просто просыпался с этой мечтой: что-нибудь наконец продать! Так, чтобы на жизнь хватило. Ибо жизнь, которую в Москве вели те, кто ничего не продавал, вряд ли можно было назвать жизнью.
Поэтому, прочитав «Дневник» и думая о шестьдесят девятой квартире, Юра оценивал случившееся именно с такой точки зрения: нет ли здесь чего-то эдакого? Такого, что можно было бы «продать»?
Интересной информации, например? Или чего-то, о чем Юра пока даже и не подозревает? В общем, такого-эдакого… Чтобы продать и извлечь хоть какую-то для себя пользу. Материальную, разумеется.
Так, например, имя знаменитого Оскара Звездинского, фигурировавшее в этих странных записях, было овеяно в Москве слухами о немалых, даже для такого города, деньгах. А его дурацкий белый лимузин, длиной с московский трамвай, перевозивший артиста с концерта на концерт и с большим трудом разворачивавшийся в тесных переулках, просто был притчей во языцех.
Да и вообще… Уж больно загадочной и неординарной была вся эта история с «воющей собакой».
И была ли в шестьдесят девятой квартире собака? Если да, то была она, конечно, «зарыта». Причем глубоко!
Кто, например, тот мертвый мужик? И не он ли это и выл, пока был живой? Кто это? Одичавший от долгого заточения заложник?
И если выл именно он, то почему выл, а не стучал по батарее, не разбивал окно, стараясь привлечь внимание прохожих и соседей, не кричал и не ругался матом?
И стоит ли чего-нибудь эта тетрадь Эллы Фишкис? В том смысле: есть ли у нее цена?
Если кто-то все это просто сочинил, то, может, отнести куда-нибудь в издательство и напечатать? Юра вот где-то слышал, что один знаменитый писатель свой роман чуть ли не в походном ранце убитого на войне офицера нашел. Напечатал — и стал знаменитым.
Однако еще более странной вся эта история показалась Ростовскому после того, как он случайно открыл газету «Вечерняя Москва» и наткнулся на небольшое объявление… «Концерты Оскара Звездинского в Театре эстрады, назначенные на двадцать четвертое, двадцать пятое и двадцать шестое число сего месяца… отменяются. Возврат билетов в кассах театра…»
Тут уж Юра Ростовский не выдержал. Прямо руки зачесались от жажды деятельности.
Однако все-таки армейская инерция была еще велика. И сработало вбитое уже армией, на уровне рефлекса, желание «доложить начальству».
Что Юра Ростовский и сделал.
* * *Однако начальство, выслушав странный Юрин рассказ, особого интереса не проявило.
— Значит, говоришь, ничего не известно, — вздохнуло начальство. — Ничего непонятно в этой истории, ничего не известно. Так?
— Так.
— Ах, ах, как нехорошо…
— Нехорошо, — поддакнул Ростовский.
— Прямо «нехорошая квартира»… — заметило начитанное начальство. — Но кто-то же прописан в этой нехорошей квартире? Кому-то она принадлежит?
— Принадлежит, конечно. Сейчас все кому-нибудь уже принадлежит.
— Это-то можно узнать?
— Это-то известно. — Ростовский заглянул в свои записи. — Пожалуйста. Петухов Георгий Петрович, 1911 года рождения.
— Старик, что ли?
— Выходит, так.
— Ну и?
— Вы хотите сказать, не следует ли побеседовать с этим Петуховым Георгием Петровичем?
— Именно.
— Это невозможно.
— Что так?
— Я не могу его найти.
— А хорошо искали?
— Честно говоря, не очень. Поискать получше?
— Да нет… — Юрино начальство вздохнуло. — И догадываешься, Ростовский, почему не стоит?
— Не дурак, — тоже вздохнул Юра.
— Вот именно. У нас и так висяка нераскрытого хватает. А тут что же получается? Пропал, значит, этот Петухов Георгий Петрович 1911 года рождения? И хрен его знает, куда запропастился?
Юра согласно кивнул.
— Станешь искать, Юра, этого старпера — и еще неизвестно, что найдешь! Неизвестно, каких сюрпризов нароешь…
— Но, понимаете, эта тетрадка…
— Ростовский, ты, наверное, книжек много в детстве читал из серии «Библиотека приключений»? Верно? Читал?
— Допустим.
— Хорошо, что ты хоть допускаешь такую возможность. Так вот… А тебе, Ростовский, не приходит в голову: что это просто-напросто художественный вымысел? Скажем, чистой воды сочинительство? Вдруг это просто рассказ или повесть? Может быть, даже начало романа?
— Нет.
— Почему же?
— На начало не похоже. Там есть финал. Причем очень невеселый.
— Ну хорошо, пусть не роман. А эта твоя Прекрасная долина, в которой некая девушка внезапно очнулась… Ты сам-то не пробовал, часом? Один укол — и тоже очнешься в какой-нибудь Прекрасной нереальности, долине, пустыне или вообще на другой планете!
