Александра Кравченко - Муж во временное пользование
— Красивая у тебя девочка. Мне б такую.
Он засмеялся:
— Могу уступить.
— А я думал, что она твоя невеста.
— Да что ты! Это просто так, временная. У меня тут, вроде, намечалась невеста… и покрасивее этой. Между прочим, дочка большого начальника. А потом у нее всякие выбрыки начались. Вдруг ни с того ни с сего — не буду с тобой встречаться.
— И давно это?
— Да уже месяц. Только я собрался ее распробовать, а она фыркнула, хвостом махнула… Думает, буду за ней бегать. Не буду. Я привык, что за мной…
— А ты ее любил?
— Слушай, парень, ты, вижу, из романтиков? «Любил»!.. Не долюбил однако. Ладно, пусть нос задирает. Свет клином на ней не сошелся. И не у нее одной папаша с такими возможностями.
Вот так мы с ним и поговорили. Олег, небось, давно забыл своего случайного собеседника. А я в тот вечер узнал главное, что меня интересовало: ты не встречаешься больше с Олегом.
Я уехал обратно в свой город и стал работать с удвоенной энергией. Попутно восстановился на третьем курсе вечернего факультета. Пьянствовать теперь было некогда, да и не тянуло. Через несколько месяцев купил побитый «Запорожец», сам отремонтировал. Между нашими городами не больше двух часов езды. Как только появлялся свободный день, я тут же мотался на «Запорожце» в ваш город и принимался следить за тобой. Я сам не знал, зачем мне это было нужно, но что-то гнало вперед. Однажды я познакомился с ребятами из твоего факультета и от них услыхал о тебе, что ты — «чокнутая», ни с кем не гуляешь, избегаешь парней. Впрочем, один раз я все-таки увидел тебя с парнем. И ощутил что-то вроде ревности. Вечером того же дня вернулся в Запорожье, заперся в своей комнатушке и бросился на кровать. Метался всю ночь без сна и в конце концов понял, что люблю тебя. Это была любовь без будущего, без надежды. Я сто раз приказывал себе забыть все, и каждый раз снова и снова возвращался в этот город, чтобы незаметно, издалека тебя увидеть. Попутно наводил справки и в Запорожье. Окольными путями узнал у бывших соседей Гаевого, что ты ему не родная дочь. Конечно, мне понравилось, что в твоих жилах течет не его кровь, но в моей судьбе это ничего не меняло. Ситуация была патовая. Я не мог выбросить тебя из головы, из сердца, а с другой стороны не мог перестать ненавидеть Гаевого. Впрочем, дело было не только в нем… Ты стала не такой, как все. И в том была моя вина. Ты избегала мужчин, и это мне нравилось, когда касалось других. Но и меня ты бы тоже отвергла — чем я был лучше остальных? Поэтому я не пытался сблизиться с тобой обычным способом — то есть познакомиться, начать ухаживать, дарить цветы и так далее. Надо было искать окольный путь. Тогда я и задумал весь этот план: предстать перед Гаевым хозяином положения, а не просителем, и получить доступ к тебе на некоторое время. Надеялся, что, узнав меня как личность, ты, возможно, заинтересуешься моей особой. Но для этого надо было стать личностью… Я должен был хотя бы элементарно тебе соответствовать, чтобы говорить на одном языке. Я понимал, что ты девушка не простая, а из тех, о которых Меладзе поет: «Ты натура утонченная, Достоевским увлеченная».
— Не иронизируй, пожалуйста, хоть сейчас.
— Иронизирую я только над собой, поверь. Как я, дурак, старался, сколько усилий приложил — и все зря!.. Но тогда казалось, что я смогу чего-то добиться своим трудом, мозгами, упорством, наконец… Надо было стать материально независимым, образованным, респектабельным, чтобы сравняться с тобой. И я работал, как вол, стучался во все двери подряд, рисковал, мотался, спал по пять часов в сутки. И еще учился. Необходимо было получить образование, чтобы потом иметь перспективу. Я понимал, что времена полуграмотных нуворишей не вечны. Тот факт, что в обществе начался разброд и хоть какая-то, пусть порочная, динамика, мне был на руку. Появился шанс найти свою нишу, зацепиться за какое-нибудь дело и вести его. Раньше, когда номенклатура держала круговую оборону и все блага выдавала из подполья, у меня такого шанса не было. Я не из тех, кто может преуспеть в мире собраний, докладов, лозунгов, кабинетно-телефонных намеков и прочая. Но трудиться до седьмого пота, предпринимать, рисковать, бороться за успех, напрягать ум и волю — это я умел. У меня даже появилась какая-то сверхъестественная энергия, дикое упорство. Тогда я еще не понимал, что все это из-за тебя. Но теперь точно знаю, что именно ты вдохновляла меня, хотя и не подозревала о моем существовании…
Ярослав перевел дыхание, не решаясь взглянуть на Нину. Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях и глядя куда-то в пустоту. Лицо ее было строгим и неподвижным, но мысль работала лихорадочно, перебегая с одного предмета на другой. Сейчас она подумала о Ярославе: «Что ж, недаром Женя сравнивал его с героями Джека Лондона. В нем тоже столько упорства, воли и… и романтики».
— Конечно, у меня был очень сложный долгосрочный план, — продолжал Ярослав. — Для его осуществления требовались годы. А за эти годы ты могла выйти замуж и тогда бы он рухнул. Это мучило меня больше всего. Я готов был убить любого, кто приблизится к тебе. Наведываясь в город, я изощрялся, как заправский детектив, чтобы разузнать о тебе побольше и при этом ни в ком не вызвать подозрений. Ты по-прежнему считалась холодной, недоступной, «чокнутой», избегала мужчин. Я следил, стараясь остаться незамеченным. Потому всегда натягивал на лоб шапки, шляпы, кепки — в зависимости от сезона. Часто специально не брился несколько дней перед приездом. Одежду носил как можно более безликую в стиле «простой парень с улицы»: стандартные джинсы, куртки, футболки и так далее. И все же, боюсь, иногда я попадался тебе на глаза. Впрочем, твой взгляд всегда был таким задумчивым и отрешенным, что ты вряд ли замечала прохожих.
— Когда пришел к нам, мне действительно показалось, что ты кого-то напоминаешь, — холодно и с какой-то сдержанностью выдавила из себя Нина.
— Я предвидел, что у тебя могут возникнуть подозрения. Поэтому оделся не так, как одевался на улицах. Волосы прилизал. Очки с дымчатыми стеклами нацепил. Выбрал костюм такого покроя, который бы зрительно скрывал и мускулы, и плечи. Понимая, что подозрения у тебя все-таки могут остаться, предпринял еще один ход. Нарочно познакомил тебя с университетским знакомым, чтобы потом, как бы между делом, сказать, что ты меня могла видеть в университете. А версию насчет пари я сочинил, чтобы эта встреча выглядела объяснимой. Помню, ты еще тогда сказала обо мне: «До чего же расчетливый субъект». А я ответил: «О, ты даже не представляешь, насколько я расчетлив». Но мой расчет был не в пари, а в том, чтобы ты поверила, будто в моей похожести на кого-то нет ничего подозрительного. Слушай дальше.
