Татьяна Устинова - Мой генерал
Четвертый и Внезапно Захромавшая проводили ее глазами.
— Ну? — спросил Федор, опасаясь, что она немедленно выдернет руку. — Что за шоу?
Конечно, она выдернула.
— Стойте и смотрите. Если она придет, предупредите меня!
Марина кинулась к пустому столу, на котором лежала толстенная амбарная книга — тот самый гроссбух, изобретенный то ли Конан Дойлом, то ли Джоном Б. Пристли! — распахнула и стала торопливо листать, сначала в одну, потом в другую сторону.
Отлистала и повела пальцем снизу вверх.
— Что мы ищем? — Федор Тучков покинул свой пост номер один у двери. Приблизился и стал смотреть с интересом.
— Вернитесь туда, — прошипела Марина и показала куда. В минуту серьезной опасности она почему-то снова перешла на «вы».
Федор засмеялся.
— Нечего смеяться. Я хочу узнать, на чем приехал сын Павлик. И когда.
— Вчера вечером или сегодня утром, — подсказал Федор, оперся о стол и тоже стал смотреть. — Вот в этой графе.
— Тут нет фамилии Зуб!
— Зато есть Лазарев. Видите? Павел Лазарев. Прописан в Москве. Приехал на машине. Тут и номер имеется, смотри ты!
— Так и есть! — торжествующе воскликнула Марина. — Он не сын!
— Или у него фамилия отца, — предположил Федор. — Кстати, так чаще всего и бывает.
— Валентина Васильна из Ростова, она все время это повторяет, а Павлик из Москвы.
— Он вполне может жить в Москве, а его мать вполне может жить в Ростове. Позвольте мне.
— Что?
— Перевернуть страницу.
— Зачем?
Он взял Марину за лапку, перевернул голубую разлинованную страницу и уставился на нее с неподдельным интересом. Марина посмотрела число, выведенное сверху, — пять дней назад.
Нервно оглядываясь на распахнутую дверь в коридор, она зашипела и дернула его руку:
— Зачем вы это смотрите?! Пять дней назад покойник еще был жив!
— Вот именно.
— Что — именно? Федор, давайте положим ее на место и…
Тут Тучков Четвертый неожиданно хмыкнул:
— Странно.
— Что?
Он перелистал страницы и опять посмотрел. Шаги зазвучали неожиданно близко и казались слишком быстрыми.
— Федор!
— Да-да. Конечно.
Вернувшаяся медсестра едва не застукала их. Марина только-только успела плюхнуться в кресло, а Федор придать себе более или менее сочувственную позу, как она влетела в кабинетик и сунула Марине бинт.
— Вот. Еле нашла. Мы вообще-то не даем, но раз так получилось… Умеете бинтовать?
— Еще бы! Спасибо, большое спасибо, вы меня просто спасли! Я вчера так неудачно упала.
Из недр колониальных штанов Федор Тучков добыл сытенький кожаный бумажник, извлек купюру и стал совать ее в направлении медсестрицыного бюста.
— Не надо, что вы, что вы! — восклицала та, очевидно, из последних сил сдерживаясь, чтобы «не принять».
— Как же не надо! Обязательно надо! За беспокойство! Так уж принято! Вы уж пожалуйста… с благодарностью… от нас…
Представление разыгрывалось отличное. Марина переводила взгляд с Федора на сестру.
Медсестрица вздохнула — бюст колыхнулся — и купюру «приняла».
— Ну, спасибо вам. Хотите, я сама забинтую.
— Нет! — вскрикнула Марина. — Я сейчас сама, дома. То есть спасибо вам.
Когда они выходили, никаких следов купюры уже не было, а владелица кабинета мирно прихлебывала чай из широкой чашки. Все стало как было.
— Виртуоз сыска, — оценил Марину Федор Тучков, когда они отошли от кабинета. Увесистую бомбочку скрученного эластичного бинта он нес в руке. — Мастер перевоплощения.
— Ну, мы узнали все, что хотели, — со скромной гордостью констатировала Марина. — Павел Лазарев прибыл сегодня утром. Номер машины есть. Интересно, зачем они их записывают?
— Наверное, чтобы никто не уехал, не заплатив за стоянку или охрану, или что-то в этом духе.
— Точно! — обрадовалась Марина. — Теперь нужно посмотреть на его машину.
— Зачем? — довольно кисло спросил Федор. — Что нам это даст?
— Как что даст? Очень многое даст!
— Что именно?
Марина была уверена, что как только взглянет на машину Павлика Лазарева, сразу определит, бандит он или не бандит. Есть миллион мелких деталей, которые женский взгляд всегда может отметить, а женская логика и интуиция дадут им правильное толкование.
Вот только вряд ли ей удастся объяснить Федору Тучкову про логику и интуицию, особенно женские.
— Я хочу посмотреть на его машину, — повторила она упрямо. — Я все равно пойду.
— Конечно, конечно, — согласился Федор быстро и любезно.
Стоянка была у самых ворот, довольно далеко от главного корпуса. Идти рядом с Тучковым Четвертым Марине было неудобно. По ее мнению, они слишком походили на парочку из какой-нибудь «эстрадной миниатюры» про жизнь отдыхающих. Кроме того, его уверенная близость ее нервировала — а что, если узнает мама? Ну как-нибудь случайно! Мама, которая тридцать три раза сказала ей перед отъездом, чтобы она не вздумала заводить курортные романы!
«Теперь тебе надо быть особенно усидчивой и работать особенно много, чтобы оправдать свои звания. Перед тобой блестящее будущее в науке. Вычислительные методы, в которых ты так преуспела, еще много лет будут востребованы. Твоя цель теперь — ведущие университеты мира. Когда тебя пригласят работать в Беркли или Йель, я буду знать, что прожила эту жизнь не зря и воспитала достойную дочь».
До приглашения в Беркли и Йель дочь не могла считаться вполне достойной.
«Если тебя сейчас потянет на пошлые удовольствия, ты все себе испортишь. Тебя никуда не возьмут. Ты упустишь свой шанс. Кроме того, тебя же любит Эдик. Вряд ли ты станешь ломать жизнь старому другу!»
Конечно, не станет! Другое дело, что Эдик по отношению к ней скорее всего испытывает то же самое тягостное, долгое, унылое чувство долга — ну да, так получилось, я урод, и ты урод, я доктор наук, и ты доктор наук, я старый холостяк, и ты… тоже. Ну куда ж деваться, тем более все давно решилось без нас, и тебе мама советует «не спешить с браком», а мне мама советует «не торопиться с женитьбой». Мы и не спешим и не торопимся, нам уж по тридцать пять давно, у меня лысина, а у тебя вон морщины, зато мы выполняем все свои обязательства. Я хороший сын, а ты хорошая дочь. Мы оба хорошие ребята. Главное, умные очень, ибо только чрезвычайно умным может прийти в голову носить в нагрудном кармане дольку чеснока — от простуды.
Марина сбоку взглянула на Федора и возмутилась про себя. Вид у него был чудовищно самодовольный — так по крайней мере ей показалось.
— А вы? Что вы там смотрели? Пять дней назад тут вообще ничего не происходило!
