Татьяна Устинова - Мой генерал
– Ты рюкзак берешь?
– Что?
– Рюкзак брать или не брать?
Он… идет с ней? У него нет… других планов?
– Я возьму сама, спасибо.
– Пожалуйста, но лучше я.
– Не надо!
Он удивился и сунул ей рюкзак.
– Я не знал, что это так важно. Прошу прощения.
Сжимая рюкзак, Марина выскочила из номера и с преувеличенным вниманием стала возиться с ключом.
Все-таки он идет с ней! На этот раз ничего такого не случилось. У него нет других планов.
– Мы должны выйти через главный вход, – распорядилась Марина.
– Зачем? Здесь гораздо ближе.
– Так надо.
– Ну надо так надо.
Коридор был бесконечен и безнадежен, подобно Китайской стене. В нем оказалось множество дверей, поворотов, закоулков и ступенек вверх, а потом вниз.
Федор Тучков шел следом за Мариной, смотрел ей в затылок и мрачно думал о том, как утром держал ее за шею.
Он не хотел ничего затягивать и понятия не имел, как это можно сделать, “не затягивая”.
Если он все правильно понимает, ему придется сначала лет пять за ней ухаживать, потом еще несколько лет проверять свои чувства, а потом, ближе к пенсии, купить лютики и отправиться к ее маме с папой с предложением руки и сердца. Мама с папой, разумеется, откажут под тем предлогом, что соискатель еще слишком молод и неопытен.
Такой план ему вовсе не подходил. Лучше всего было бы остаться сейчас в ее номере, с распахнутой “в лето” балконной дверью, в ее постели, или на диване, или неважно где! В первый раз все будет очень быстро – вряд ли он сможет продемонстрировать чудеса выносливости и ловкости после того, как поцеловал ее в бассейне и узнал, как она пахнет, дышит и двигается. Во второй – это будет медленно и со вкусом. В третий – как придется.
Возле распахнутой в коридор, а не “в лето” двери старшей медсестры, где на стульчиках, как правило, сидели несколько пенсионеров, Марина вдруг стала хромать и хвататься за коленку. Федор Тучков к такому повороту событий не был готов.
– Что такое?!
– Мне больно, – ненатуральным голосом прохныкала Марина, – что-то… вступило!
– Ты что? – Он присел и снизу заглянул ей в глаза. Она не могла хныкать всерьез. Да у нее даже получалось плохо!
– Помоги мне. Мне… нужно сесть.
И решительно прохромала в комнату старшей сестры.
Медсестра пила чай из широкой чашки, усердно дула на него. Завидев Марину, она заявила не слишком любезно:
– Обед. После трех приходите.
– Я не могу после трех, – все тем же ломаным голосом простонала Марина, – у меня что-то с ногой. Случилось… Только что… В коридоре…
– Ах, боже мой, – вздохнула медсестра и с сожалением поставила свою чашку, – что такое с ней случилось?
– Я вчера упала, – призналась Марина. Федор смотрел на нее во все глаза. Она всем весом оперлась на его руку и опустилась в кресло. – У меня трещина была когда-то. Теперь, когда падаю, болит ужасно!
– У вас лечащий кто? Морошкина? Или Васильченко? Вы в каком номере?
– В пятнадцатом “люксе”.
При упоминании “люкса” сестра немного смягчилась.
– Значит, Васильченко. Непременно сходите завтра, пусть он вам электрофорез назначит или парафин. Что же вы сразу не сказали, что у вас… боли!
– Да не было никаких болей! Это я вчера упала!
– А вы что ж не поддержали? – игриво поинтересовалась у Федора медсестрица.
– Да, – согласился Федор и мотнул головой. – То есть нет.
Марина стискивала его ладонь, только и всего. Соображать было трудно.
– А у вас нет… бинтика? – заискивающе попросила Марина и посмотрела на сестру умоляюще. – Эластичного? Я бы завязала, и все прошло бы! Я до завтра не доживу…
– Ах, боже мой. Принесу, принесу сейчас, посидите.
Она оглядела стол, сунула в карман какие-то ключи, поднялась – халат облепил сказочных размеров бюст, – улыбнулась Тучкову Четвертому и протиснулась мимо них в коридор.
Четвертый и Внезапно Захромавшая проводили ее глазами.
– Ну? – спросил Федор, опасаясь, что она немедленно выдернет руку. – Что за шоу? Конечно, она выдернула.
– Стойте и смотрите. Если она придет, предупредите меня!
Марина кинулась к пустому столу, на котором лежала толстенная амбарная книга – тот самый гроссбух, изобретенный то ли Конан Дойлом, то ли Джоном Б. Пристли! – распахнула и стала торопливо листать, сначала в одну, потом в другую сторону.
Отлистала и повела пальцем снизу вверх.
– Что мы ищем? – Федор Тучков покинул свой пост номер один у двери. Приблизился и стал смотреть с интересом.
– Вернитесь туда, – прошипела Марина и показала куда. В минуту серьезной опасности она почему-то снова перешла на “вы”.
Федор засмеялся.
– Нечего смеяться. Я хочу узнать, на чем приехал сын Павлик. И когда.
– Вчера вечером или сегодня утром, – подсказал Федор, оперся о стол и тоже стал смотреть. – Вот в этой графе.
– Тут нет фамилии Зуб!
– Зато есть Лазарев. Видите? Павел Лазарев. Прописан в Москве. Приехал на машине. Тут и номер имеется, смотри ты!
– Так и есть! – торжествующе воскликнула Марина. – Он не сын!
– Или у него фамилия отца, – предположил Федор. – Кстати, так чаще всего и бывает.
– Валентина Васильна из Ростова, она все время это повторяет, а Павлик из Москвы.
– Он вполне может жить в Москве, а его мать вполне может жить в Ростове. Позвольте мне.
– Что?
– Перевернуть страницу.
– Зачем?
Он взял Марину за лапку, перевернул голубую разлинованную страницу и уставился на нее с неподдельным интересом. Марина посмотрела число, выведенное сверху, – пять дней назад.
Нервно оглядываясь на распахнутую дверь в коридор, она зашипела и дернула его руку:
– Зачем вы это смотрите?! Пять дней назад покойник еще был жив!
– Вот именно.
– Что – именно? Федор, давайте положим ее на место и… Тут Тучков Четвертый неожиданно хмыкнул:
– Странно.
– Что?
Он перелистал страницы и опять посмотрел. Шаги зазвучали неожиданно близко и казались слишком быстрыми.
– Федор!
– Да-да. Конечно.
Вернувшаяся медсестра едва не застукала их. Марина только-только успела плюхнуться в кресло, а Федор придать себе более или менее сочувственную позу, как она влетела в кабинетик и сунула Марине бинт.
– Вот. Еле нашла. Мы вообще-то не даем, но раз так получилось… Умеете бинтовать?
– Еще бы! Спасибо, большое спасибо, вы меня просто спасли! Я вчера так неудачно упала.
Из недр колониальных штанов Федор Тучков добыл сытенький кожаный бумажник, извлек купюру и стал совать ее в направлении медсестрицыного бюста.
– Не надо, что вы, что вы! – восклицала та, очевидно, из последних сил сдерживаясь, чтобы “не принять”.
