Барбара Вуд - Остров забвения
Но сейчас, когда до свадьбы оставалось всего четыре дня, Франческу грызли сомнения. Любит ли она Стивена? До сих пор ее чувства ничего не значили по сравнению с чувствами отца. Другой родни у них не было — ни дядьев, ни теток, ни двоюродных братьев и сестер. Своего деда, Грегори Симоняна, она не помнила: тот погиб в результате несчастного случая, когда ей было четыре года. Все, что делала или чувствовала Франческа, было неотделимо от дел и чувств отца. У нее не было возможности узнать себя.
Она понимала, чем вызван новый приступ сомнений. Отец подарил ей и Стивену новый дом в закрытом квартале, рядом со своим собственным.
Франческа надеялась, что они с мужем переедут в Рино, станут независимыми от родителей и начнут новую жизнь. Увидев, что дочь не пришла в восторг от подарка, отец сильно расстроился, и она махнула на свои планы рукой. Что ж, придется остаться в Лас-Вегасе…
«По крайней мере, я сама выбрала Стивена», — уже в который раз напомнила она себе. Это было одно из немногих решений, принятых ею самостоятельно. Вполне достаточная причина, чтобы выйти за него замуж.
Или нет?
* * *
Поднимаясь на верхний этаж гостиницы, Фоллон думал о том, как близок он был к тому, чтобы потерять все. Тогда Франческа была маленькой девочкой.
Согласно легенде, один чокнутый армянин по имени Грегори Симонян в 1941 году возвращался из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас и остановился на обочине, чтобы отлить. Окропив песок, он заметил, что по шоссе одна за другой несутся шикарные машины. Казалось, все калифорнийские хлыщи стремились в «Сверкающее ущелье» на Фримонт-стрит, чтобы проиграть там свои денежки. И тут Симоняна осенило: если бы кто-то построил казино прямо здесь, в четырех милях к югу от деловой части города, на этой полоске пустынного шоссе, то перехватил бы хлыщей еще до того, как они доберутся до Фримонт-стрит. Когда Симонян объявил, что хочет построить казино-отель где-то на задворках, все решили, что он помешался. Но дельце выгорело. Люди приезжали в «Колесо телеги», останавливались и играли, а Симонян богател. По его примеру другие тоже стали строить казино на так называемых задворках; в результате на безымянной обочине лос-анджелесского шоссе возникло то, что теперь называлось Стрипом[6].
Когда Майкл был молод, он видел, как все уважали Грегори Симоняна. Именно о такой жизни и мечтал Майкл. Но звания зятя Симоняна ему было недостаточно. Майкл хотел иметь в Лас-Вегасе собственное лицо. «Колесо телеги» — оно и есть «Колесо телеги»… А ему требовался шикарный отель-казино, которому все остальные не годились бы в подметки.
В то время его тесть жил в собственном доме, расположенном в фешенебельном районе города, с орошаемым газоном и гаражом на шесть машин. Когда Майкл приехал обсудить с ним изменения, касавшиеся «Колеса телеги», старик смотрел по телевизору бокс. К тому времени Гаянэ уже четыре года как умерла, и связывала мужчин только маленькая Франческа.
Планы перестройки «Колеса телеги» Симоняна не интересовали, но Майкл был упрям.
— Ты был в «Сверкающем ущелье», — сказал он в тот день старику, сидевшему у телевизора, — и видел детей, которые ждут на улице родителей, занятых игрой. Мы должны создать место внутри казино, где родители будут оставлять своих чад. Малыши могли бы там играть и есть.
Симонян, не сводя глаз с экрана, покрутил пальцем у виска.
— И работяг на дороге больше, чем хлыщей. Нужно приманивать не богатеньких, а фабричных и шоферов.
— Ты рехнулся.
— Я знаю, сколько можно наварить на играющих по маленькой.
Как всегда, Симонян продолжал качать головой, и это продолжалось, пока Майкл не предложил увеличить число автоматов. Тут Симонян вышел из себя, вскочил и закричал:
— Тебе что, нравится платить тем, кто берет «джек-пот»? Совсем обалдел!
— Брось, Грегори. Мы оба прекрасно знаем, что счастливчики никогда не уходят из казино. Это горячка. А мы ее только подогреваем. Пусть выигрывают. Все выигранное тут же отправится обратно в автоматы. Так что в результате выиграем мы.
Симонян посмотрел на него с отвращением.
— Знаешь, что говорят о таких, как ты? Умная голова, да дураку досталась.
Лицо Фоллона потемнело.
— Может, Гаянэ уже нет на свете, но я все еще отец твоей внучки и требую уважения.
— Уважения? Черта с два! — крикнул Симонян. — Я сделал тебя управляющим казино, чтобы присматривать за тобой. Чтобы ты не вернулся к своим старым дружкам. И все ради того, чтобы моей маленькой Франческе ничто не грозило.
— А о ком я, по-твоему, забочусь? Ты же не хочешь, чтобы ей досталось какое-то третьеразрядное казино, правда? Я стремлюсь превратить «Колесо» в шикарное место. Самое заманчивое в Вегасе.
— Ты — сукин сын, — сказал Симонян, ткнув Фоллону пальцем в лицо. — Ты не получишь мое казино. Ни гроша ты у меня не получишь!
Он посмотрел на экран телевизора, полюбовался мощным ударом, а потом снова повернулся к зятю.
— И еще одно, мистер Гангстер. Не надейся избавиться от меня, как ты избавился от всех остальных. Я знаю, что ты торговал детьми, которых крал на всем Западном побережье. У меня есть документы, доказывающие это. И эти документы находятся даже не у одного, а у двух надежных людей. — Он поднял вверх большой палец. — Один из них — мой адвокат. А второй — мой священник. — К большому пальцу добавился указательный. — Документы лежат в запечатанных конвертах, поэтому они не знают, что там. Это моя страховка. У них есть указания. Если меня застрелят, зарежут, отравят или я исчезну, они тут же передадут эти бумаги федералам и тебе — крышка. Что, понял теперь?
Майкл понял.
Семь месяцев спустя, 16 мая 1977 года, у вертолета компании «Нью-Йорк Эйруэйз», севшего на площадку «Пан-Америкен», внезапно сломалось правое шасси. Вертолет, винты которого еще вращались, перевернулся и рухнул на пассажиров, ожидавших посадки на борт. Национальный совет по безопасности полетов пришел к выводу, что причиной катастрофы стала усталость металла стойки правого шасси.
Среди пострадавших оказался и мистер Грегори Симонян, владелец отеля в Лас-Вегасе. Он потерял голову. В буквальном смысле этого слова.
Эта история дорого обошлась Майклу. Механик вертолета до сих пор припеваючи жил в тропиках за его счет. Но дело того стоило. Ни поверенный Симоняна, ни отец Тигран Папазян из армянской церкви Лас-Вегаса не могли обвинить Майкла в том, что катастрофа вертолета — его рук дело. В результате конверты с документами, обличавшими Фоллона в похищении детей, остались нераспечатанными.
Впрочем, месяц спустя Фоллон на всякий случай позаботился о том, чтобы поверенный и священник тоже отправились на тот свет — естественно, порознь. Два не связанных между собой несчастных случая. Никто не доложил о том, что из их контор пропали важные документы, потому что никто другой о них не знал. Тайна осталась тайной, так что теперь ничто не могло помешать Фоллону стать королем Лас-Вегаса. А Франческе — его королевой…
