Барбара Вуд - Остров забвения
Фоллон вернулся в Лас-Вегас другим человеком. Разбойник с большой дороги исчез; ему на смену пришел обольститель.
— Полный зал, — сказал он Ури, войдя в кабинет. Эта фраза звучала каждый вечер; публика валила в «Атлантис» валом.
Ури заметил, что друг взглянул в позолоченное зеркало, висевшее над баром. Фоллон никогда не забывал смотреть на свое отражение. Даже после того как слетал в Голливуд и вернулся оттуда с новой улыбкой и новой пружинистой походкой.
— Ну, теперь они у меня попляшут, дружище, — сказал он, вернувшись из Калифорнии тридцать лет назад. В его глазах горел новый свет; казалось, Майкл промыл себе мозги. Его переполняла энергия, словно Фоллон подключился к динамо-машине. — Я не верю в удачу, — сказал новый Майкл Фоллон, — не то, что эти болваны в моем казино. Тот, кто надеется на удачу, всегда оказывается в проигрыше. Я проберусь в этот мир, отрежу от него здоровенный кусок и преподнесу его Франческе на тарелке из платины. — Даже Ури, который знал Майка как облупленного, подпал под магию его новых чар и решил, что его друг задумал покорить сердце какой-нибудь кинозвезды.
— Я пригласил наверх Джулио, — сказал Фоллон, налив себе виски. Ури решил, что он хочет вручить крупье премию. Майкл делал такое, когда чувствовал припадок щедрости, и это заставляло служащих ходить перед ним на цыпочках.
Судя по улыбке на лице вошедшего Джулио, крупье думал то же самое.
— Хорошо работаешь, Джулио, — сказал Фоллон, похлопав его по плечу. — Я хочу, чтобы ты знал это.
— Спасибо, — скромно пробормотал Джулио, по бокам которого стояли два телохранителя Фоллона (никто не встречался с ним наедине). Но в его глазах горел лихорадочный блеск. Только на прошлой неделе Мэнни Розенблум получил новенький «кадиллак» за то, что разоблачил шулера. Мало ли что…
— Эй, — сказал Фоллон, ткнув Джулио в диафрагму. — Что это? Лишние килограммы?
— Сами знаете.
Фоллон покраснел, засмеялся и похлопал себя по животу.
— Что ж, Джулио, мы с тобой уже в том возрасте, когда обзаводятся жирком!
Джулио развел руками и засмеялся. Фоллон пригубил виски.
— Послушай, Джулио… Я видел, что сегодня утром ты разговаривал с моей дочерью.
Джулио пожал плечами.
— Я с ней поздоровался. Вы сами видели.
— Ты положил ладонь на ее руку.
— Серьезно?
— Она была в платье для тенниса. Без рукавов. Ее предплечье было обнаженным. Ты прикоснулся к нему.
— Серьезно? — Внезапно на лбу Джулио проступили капли пота. — Не помню. Майкл, в этом не было ничего плохого, сами знаете. Я просто не подумал…
— Конечно, — любезно ответил Фоллон. — Я понимаю. Все мы иногда делаем что-то, не подумав. Но мне не нравится, когда кто-то прикасается к моей дочери.
Он кивнул телохранителям так незаметно, что Джулио не успел среагировать. От удара его голова откинулась в сторону, изо рта полетели зубы. Второй удар вышиб из него дух и заставил согнуться пополам, а от третьего Джулио рухнул на колени. Телохранители по очереди били его кулаками и с отвратительным глухим стуком пинали ногами. Джулио сначала всхлипывал, а потом умолк. Кости трещали до тех пор, пока бедняга не потерял сознание. Из его рта, носа и ссадин на лице текла кровь.
— Отвезите его в пустыню, — небрежно сказал Фоллон, потом одернул манжеты и повернулся к Ури. — Держи меня в курсе насчет этой Эбби Тайлер. Я поднимусь наверх. Пожелаю Франческе спокойной ночи. — Это было предусмотрено ежевечерним ритуалом. Но у дверей он остановился и спросил: — Что?
Ури поднял брови.
— У тебя странный вид, — сказал Фоллон.
— У меня?
— Тебе не нравится, как я обошелся с Джулио?
Ури увидел его взгляд и впервые за сорок лет дружбы почувствовал укол страха.
— Ничего подобного, Майкл.
— Эй… — Фоллон положил руку на плечо Ури. — Мы с тобой знакомы не первый год, верно? — Фоллон попросил Ури стать крестным отцом его дочери. На пышные крестины, устроенные в католической церкви, Ури пришел в ермолке и спел над купелью еврейскую молитву. Священник был слегка сбит с толку, но всем остальным понравилось, а Майкл Фоллон заплакал от умиления.
Но теперь рука, лежавшая на плече Ури, была тяжелой.
— Никаких проблем, — повторил он, впервые в жизни неуютно чувствуя себя под взглядом друга.
Пауза затянулась. Кадык Ури поднялся и опустился. Наконец лицо Фоллона озарила солнечная улыбка.
— Ну и хрен с тобой! — Он хлопнул старого друга по спине, засмеялся и ушел.
Ури достал платок и вытер лоб. Он никогда не возражал против жестоких мер Фоллона, но считал, что Джулио не заслужил такого избиения. Ох уж эта свадьба! В последние дни нервы у Майкла были на взводе. Оставалось надеяться, что больше никто не попадется ему под горячую руку.
* * *
В старших классах Франческу считали отчаянной, а однокурсницы по Гарварду прозвали ее «мисс Спок», по имени героини фильма «Стар Трек». И в самом деле, это было недалеко от истины.
Что бы сказали ее подруги, если бы увидели ее сегодня вечером на кинопремьере рядом с женихом? Наверняка стали бы гадать, почему она выходит за него…
Она не первая дочь в истории, которая выходит замуж, чтобы избавиться от опеки слишком заботливого папаши. Утешение одно: она сама выбрала Стивена. Слава богу, жених отцу понравился. Все ее предыдущие связи он не одобрял.
В Гарварде Франческа получила степень магистра юридических наук. Отец мечтал, чтобы его дочь изучала административное право. Если у Франчески и была какая-то собственная мечта, то она давно о ней забыла. Она познакомилась со Стивеном через их общего клиента по фамилии Фезерстоун, который хотел создать в стране сеть женских фитнес-центров. Когда она сказала мистеру Фезерстоуну, что проект потребует больших вложений, он пригласил в дело капиталиста из Карсон-Сити Стивена Ванденберга. Они несколько месяцев работали вместе, составляя юридические документы; именно тогда возник и расцвел их роман.
Но сейчас, когда до свадьбы оставалось всего четыре дня, Франческу грызли сомнения. Любит ли она Стивена? До сих пор ее чувства ничего не значили по сравнению с чувствами отца. Другой родни у них не было — ни дядьев, ни теток, ни двоюродных братьев и сестер. Своего деда, Грегори Симоняна, она не помнила: тот погиб в результате несчастного случая, когда ей было четыре года. Все, что делала или чувствовала Франческа, было неотделимо от дел и чувств отца. У нее не было возможности узнать себя.
Она понимала, чем вызван новый приступ сомнений. Отец подарил ей и Стивену новый дом в закрытом квартале, рядом со своим собственным.
