Барбара Делински - Озерные новости
— А почему ты о нем спрашиваешь?
Мейда недоверчиво покосилась на нее:
— Я не слепая, Лили. И не глухая. Даже если бы я не слышала, как ты беседуешь с ним по телефону, даже если бы ты скрыла от меня, что была рядом с ним все время, пока умирал Гэс, а потом и на похоронах, мне сказали бы друзья.
Мейда достала из холодильника кастрюльку с супом, поставила на плиту и зажгла газ.
— Ты серьезно относишься к Джону?
— Не знаю.
— Он Киплинг.
— Он не имел никакого отношения к тому делу с машиной. А Донни с Гэсом уже нет в живых.
Мейда с излишним рвением мешала суп.
— Тебе обязательно было ходить на похороны?
В ее голосе звучало неодобрение. Но она, по крайней мере, не высказывала его открыто.
— Да, обязательно, — спокойно ответила Лили.
Когда она направилась к буфету за тарелками, зазвонил телефон. Мейда взяла трубку.
— Да, — отрывисто произнесла она.
На другом конце послышался возбужденный голос. Мейда бросила на Лили испепеляющий взгляд. Лили похолодела.
— Звонила Элис, — сказала Мейда, повесив трубку. Элис Бейберн была ее лучшей подругой. — Она говорит, что ходят слухи о какой-то пресс-конференции.
Что было ответить Лили?
— Это правда. Мы получили информацию о Терри Салливане, которая доказывает…
— Мне плевать на Терри Салливана! — в отчаянии крикнула Мейда. — Я думаю о нас. Скандал утих. Пресса потеряла к тебе интерес. Все кончено и забыто. У нас с тобой все было так хорошо. — Ее голос звучал умоляюще. — Разве не так?
— Это не имеет отношения к нам с тобой.
— Имеет, — возразила Мейда. — Ты никогда не считалась с моим мнением. Пения в церкви тебе показалось мало. Тебе понадобилось петь и танцевать на Бродвее. Ты знала, что я против, но все равно это делала.
— Я это делала хорошо.
— А потом эта история в Бостоне. Разве ты не могла оставить все, как есть?
— Нет, не могла. Терри Салливан кое-что у м-меня отнял. Мне необходимо это вернуть.
— Что он отнял? Квартиру, которая, к слову сказать, была тебе не по карману. Ночной клуб?
— Мое доброе имя.
— Здесь твое имя ничем не запятнано. Почему тебе все время нужно что-то еще?
— Не что-то еще, а другое, мама.
— Но сама-то ты не стала другой! Ты позволяешь людям себя использовать. Позволяешь себя эксплуатировать. Сначала это делала я, потом Дональд Киплинг, потом Терри Салливан… а теперь Джон Киплинг. Ты ничем не лучше меня. Если между нами и есть разница, то лишь в том, что у меня хватило ума покончить с прошлым раз и навсегда.
Испуганно вскрикнув, Мейда бросилась к дверям.
Лили не стала есть. Она выключила газ под кастрюлей, вернулась в цех и принялась за работу. Но настроение было испорчено. Ей хотелось как можно скорее помириться с матерью.
За три часа до пресс-конференции Лили вернулась домой. Кухня была пуста. Кабинет тоже. Лили подумала, что Мейда, вероятно, наверху, но подняться туда значило бы нарушить ее уединение. Вместо этого она села за рояль и начала играть. Через некоторое время в дверях появилась Мейда. Она выглядела усталой и постаревшей.
— Тебе не понять, почему мне нравится спокойно жить в этом доме и почему меня так огорчила история с кардиналом, — проговорила Мейда. — Ты не все знаешь. Не знаешь, что случилось со мной до того, как я встретилась с твоим отцом.
Сердце Лили тревожно забилось, она ждала, когда Мейда продолжит рассказ.
— Тебя не удивляло, почему я никогда не рассказываю о своем детстве?
— Удивляло. Я спрашивала, но ты никогда не отвечала.
— Если журналисты опять начнут копаться в нашем прошлом…
Лили хотела встать, но передумала и осталась сидеть.
— Мой отец умер рано, — сказала Мейда. — У Селии было четыре брата.
Лили думала, что их было три — и то лишь потому, что после смерти Селии нашла в ее комоде семейную фотографию.
— Все братья были моложе Селии, последний на двадцать лет, — продолжала Мейда. — Он был скорее моим ровесником, чем ее. Он был мне другом, нянькой, братом, возлюбленным.
У Лили перехватило дыхание.
— Он пробирался ко мне ночью, когда все спали. Он был красивым, ласковым и умным. Когда мне было шестнадцать, наша тайна открылась и его выгнали из дому.
Шестнадцать было и Лили, когда ее поймали с Донни Киплингом в угнанном автомобиле.
— Все говорили, что это он во всем виноват, что я не понимаю, что делаю. Но я понимала. Я этого хотела. Это до сих пор остается моим единственным светлым воспоминанием о тех годах. Пусть меня назовут распущенной и развратной, но это было чудесно. Мы жили все вместе в маленьком домике. Мой отец работал вместе с братьями Селии, которым та всегда была за мать. Мы были бедны. У меня, как у единственной девочки, была своя комната. Там было холодно и темно. Филип был для меня теплом и светом. Я любила его. Он был единственной роскошью, которую я могла себе позволить.
— А Селия? — возмущенно воскликнула Лили.
— Ты не знаешь, какой она была тогда, — усмехнулась Мейда. — Она работала не разгибая спины, и нрав у нее был крутой. После того как умер мой отец, у нее на руках остались братья и я. Она вела хозяйство и распоряжалась деньгами.
— А разве ее братья не работали?
— Они получали мало и почти все пропивали. Я смогла уехать, потому что Филип скопил для меня достаточно денег. В записке говорилось, где они лежат. Когда нашли его тело, записка была зажата у него в руке.
Лили слушала, затаив дыхание.
— Он покончил с собой. Через два месяца после того, как его прогнали. Все это время он бродил поблизости, не зная, что с собой делать. Его тело нашли в лесу.
Мейда прижала руку к груди, словно у нее заболело сердце. Лили вскочила из-за рояля, но Мейда жестом остановила ее:
— Еще не все. Дослушай до конца. Мы похоронили Филипа на нашем участке. Селия не могла похоронить его в другом месте. Она тоже его любила. И в том, что случилось, винила себя. Общее горе сблизило нас, и мне захотелось ей помочь. Я бросила школу и пошла работать к ней на лесопилку.
Взгляд Мейды погас и голос теперь звучал глухо.
— Это было нелегко. Весь город знал о случившемся. Мы с Селией были единственными женщинами на лесопилке. Мужчины не давали мне прохода, при всяком удобном случае лапали, словно проверяя, как далеко они могут зайти. Они назначали мне свидания, я отказывалась, но это распаляло их еще больше.
Она вздохнула.
— Нам с Селией стало ясно, что мне нельзя там больше оставаться. Мы ломали голову над тем, куда мне поехать и чем заняться, пока в один прекрасный день не появился Джордж, который хотел купить у нашего хозяина какое-то оборудование. Он был холост, но мы поняли, что если он задержится у нас, то узнает про меня достаточно, чтобы потерять ко мне всякий интерес. Поэтому мы с Селией пошли и купили мне на деньги Филипа красивых платьев, а Селии удалось уговорить хозяина послать меня в Лейк-Генри с поручением. Я вернулась назад, чтобы передать ему чек, а потом снова отправилась в Лейк-Генри передать расписку.
