Татьяна Тронина - Гнездо ласточки
…Кира не изменилась нисколько – по сравнению с теми, детскими фото, которые Ксения выучила почти наизусть. Словно кто законсервировал эту Киру. Да, уже видно, что не девочка, но все те же убранные назад волосы, те же пряди, и взгляд все тот же – холодный, прозрачный, «не от мира сего». А, ну да, она точно не от мира сего – говорили, музыкой, что ли, занимается…
– Кира? – не выдержала, позвала Ксения.
Молодая женщина обернулась. «И одета как-то непрезентабельно…» – едва не поморщилась Ксения. Платье как из дерюги, темно-болотного цвета, пыльные балетки…
Ксения всегда следила за собой. За одеждой, внешним видом, фигурой… Красила волосы, менялась – в надежде заинтересовать Сергея.
– Я Кира, да. А вы?..
– А я Ксения. Бывшая жена Сергея, – выпалила Ксения. Сейчас ей было уже все равно – увидят ее соседи, нет… – Ты к нему?
Кира поморгала (глаза действительно прекрасны, правда) и сказала растерянно:
– Да.
– Отлично. Просто отлично. Иди, пользуйся им! – всплеснула руками Ксения.
– Я только поговорить…
– Знаем мы это поговорить! – исполнилась Ксения желчи. – Всю жизнь он об одной тебе говорил!
– Кто? Сергей?
– А кто еще! Нет, я скандалить не собираюсь, я просто… пожаловаться. Всю жизнь, всю жизнь об одной тебе…
– Я не знала.
– Ну а толку-то?! Господи, лучше б я его не встречала… – запал у Ксении кончился так же неожиданно, как и возник. Она махнула рукой и побежала прочь, вытирая на ходу слезы. И ненавидя себя.
Собственно, это она во всем и виновата. С самого начала знала, что Сергей не любит ее. А любит ту, первую, – Киру.
* * *– Пришла? Проходи… Я все ждал, не хотел тебя торопить, – Сергей, в кожаном фартуке, перчатках, с маской в руках, которая, наверное, спасала его лицо от огненных брызг, встретил Киру на пороге своей мастерской. Хотел поцеловать, но Кира успела уклониться.
В глубине мастерской что-то грохотало, было жарко, пахло так, по-особенному… Каленым железом?
– Ты что? Ты что?.. – нахмурился он. – Погоди… Выключу.
Он ушел, грохот затих, потом Сергей вернулся.
– Мы друг друга не поняли в прошлый раз, – сказала Кира.
– Ты передумала? Ты – передумала?
– Я и не задумывала ничего, – покачала головой Кира. – Но врать не стану – да, нашло что-то… Но это невозможно. Нам не быть вместе.
– Здрасте… – пробормотал Сергей мрачно и бросил рукавицы куда-то в угол.
– А что ты хотел?
– Известно же. Чтобы мы были вместе. Жили долго и счастливо и умерли бы в один день.
– Где жили? – настойчиво спросила Кира.
– В каком смысле? А… Здесь.
– Я не могу здесь. Я должна быть там, в Москве. У меня такая профессия.
– Ну понятно, все должны быть в Москве… А тут бы тебе не сочинялось… – буркнул Сергей. Он выглядел несчастным, злым, но Кире не хотелось его жалеть.
– В моей профессии очень много нюансов. Долго объяснять. Это не прихоть, не каприз… Сочинять музыку – да, я могу где угодно, но кто будет ее исполнять? Как мне не общаться с музыкантами, дирижером – то есть с исполнителями моей музыки? А ведь эти исполнители – в основном там, в Москве. А вопросы звукозаписи?.. Я должна пробивать то, что мной сделано, спорить и доказывать… Все связи – в Москве. Все конкурсы – там же! Словом, если я останусь здесь, я во многом потеряю.
Сергей молчал.
– А если ты уедешь в Москву, то ты во многом потеряешь, Сережа.
– Нет. Заказчики меня и тут находят, со всей России приезжают. Хотя…
– Послушай, это только цветочки – про работу. А ягодки – это мой характер. Ты меня не знаешь. Ты меня совсем не знаешь!
– Можно подумать, мой характер лучше! – взорвался Сергей. – Но если есть любовь, то все препятствия – преодолимы!
– Вот! Любовь. А я тебя – не люблю… И ты меня. Мы друг друга придумали. Если бы тогда, тринадцать лет назад, нас не разлучили бы, то неизвестно, как сложилась бы наша совместная жизнь. Может, мы разбежались бы через пару месяцев. Через пару лет.
– А может, и нет. Кира, но ты меня убиваешь… Ты не любишь меня?
– Нет! И ты меня не любишь! Ты придумал все! А знаешь, почему так?
– Почему?
– Потому что тогда, тринадцать лет назад, наши отношения не были завершены, – торжественно произнесла Кира. – Все оборвалось, внезапно и быстро. И осталось ощущение недоговоренного, несделанного. Ты слышал про незавершенный гештальт?
– Господи, Кира, и ты про него… – поморщился Сергей. – Не надоело?
– От того, что разговоры об этом гештальте тебе надоели, он не исчезнет. Он есть. И глупо не замечать подобных вещей, в тридцать-то лет! Да, да. Я люблю читать всякие статьи по психологии, люблю рассуждать на эту тему…
– Надо жить, а не рассуждать. Надо любить, а не говорить о любви.
– Сереженька, ты невероятный романтик, хотя работаешь с металлом, а я холодная и скучная, хотя занимаюсь музыкой. Мы с тобой – разные! Несовместимые! И я люблю другого человека, я не хочу разрушать свою жизнь, не хочу приносить ее в жертву эмоциям… Да, это так красиво – биться в страстях, только не надо забывать при этом, что делаешь всех вокруг несчастными! Жен, мужей, детей, родителей… Моя мать… Кстати. Ты не знаешь, наверное. Моя мать тридцать лет прожила с этим уродом, этим садистом… моим отцом, потому что – у нее любовь, видите ли. Она своих детей в жертву этой любви принесла, свою жизнь и здоровье… Но только это не любовь, – мрачно заключила Кира.
– А что это? – удивленно спросил Сергей.
– Это эмоции. Это желание испытывать страх и боль постоянно. Боже! Я только что поняла… – потрясенно произнесла Кира, схватившись за голову. – Одни хотят испытывать счастье и радость, другие – страх и боль.
– Да кто ж нормальный согласится страдать…
– А какая разница, какие эмоции испытывать – со знаком плюс или со знаком минус? – перебила его Кира. – Едят же люди сыр с плесенью. Отвратительных гадов морских – устриц и прочих… Тухлые яйца по китайскому рецепту. Вот и моей матери нравится испытывать страх, корчиться в муках… Болеть потом физически. Да! Точно так же болеют алкоголики, маясь от похмелья… Но пить не бросают, нет.
– Слушай, я не понял. Почему ты так о своем отце… Что случилось-то?
– Погоди. Я не договорила. Я не хочу уподобляться своей матери…
– Отец твой мать бьет? Н-да… О чем-то подобном я догадывался, она вся зашуганная такая. Но я не понимаю. Допустим, что твоя мать испытывает кайф от того, что ее бьет твой отец. Но ты тут при чем? Ты тоже любишь, когда тебя бьют?
– Нет! Наоборот. Я и из дома сбежала тогда потому, что мне не нравилось быть грушей для битья… Помнишь, я на выпускной не пошла, потому что рука была у меня в гипсе? Так это папаша мой ее сломал.
