Татьяна Устинова - Олигарх с Большой Медведицы
Она игрок, а игроки иногда проигрывают, не все же им выигрывать!
Вот она и проиграла, но ни за что не призналась бы в этом никому, кроме Лизы. Как всякий игрок, она оценила измененные правила и решила, что, пожалуй, сможет играть и по этим.
Играть можно по любым правилам. Самое главное – их знать.
Вадим называл это «цивилизованными отношениями» – он приходил, когда вздумается, уходил неизвестно куда, возвращался, бывал то нежен, то капризен и взбалмошен, то рассказывал о том, что «в новой семье» у него все будет по-новому, то уверял Дуньку, что она «единственная женщина, которую он способен выносить рядом с собой».
Поначалу Дунька, совершенно незнакомая с подобным образом жизни, плакала и отчаивалась, а потом перестала.
Цивилизованные так цивилизованные. Самое главное, что у нее есть квартира, ее драгоценная, обожаемая квартира, то ли крепость, то ли гнездышко, а на остальное наплевать. Муж ей почти не мешал, а потерю она переживет.
Уже почти пережила.
Было бы намного лучше, если бы тогда, вначале, она поменьше его любила, а она любила сильно.
Дунька наклеила последнюю полоску пластыря, отнесла в корзину испорченный свитер, а мужу принесла другой. Она уже почти опаздывала и все время посматривала на часы.
– Я думаю, что тебе лучше лечь, – сказала она, обуваясь. – Я разобрала тебе постель.
– Я хочу есть, – отозвался он слабым голосом.
– В холодильнике йогурты и сыр.
– Мать не звонила?
– Вчера.
– Что ты ей сказала?
– Как обычно, – ответила Дунька, застегивая шубу. – Что ты у любимой и чтобы она звонила тебе на мобильный.
Вадим жалобно выругался себе под нос. Мать тоже подвела его. Подвела в самый последний момент, а он так на нее надеялся!
Если бы отец был жив, он бы его понял – в конце концов, сын пошел именно в него, творческая, одаренная, незаурядная личность, – и остальным, ползающим по земле, не объяснить, что чувствует тот, кто летает!
– Если будешь уходить, – громко сказала из коридора жена, – поставь квартиру на охрану.
– Ты что? Дура? – обиженно крикнул он. – Я ранен, болен, куда я пойду?!
– Не знаю, – хладнокровно ответила Дунька, заглядывая в кухню. Где-то здесь она оставила сумочку. – Куда хочешь. Пока.
Вадим ничего не ответил, лишь поднялся с высокой табуретки, покачнулся так, чтобы она видела, и схватился рукой за стойку.
– Смотри не упади, – предупредила жена довольно равнодушно и скрылась. Он подождал, пока за ней закроется дверь.
Металлический лязг, чуть-чуть смягченный обшивкой, поворот ключа. Он еще постоял, прислушиваясь.
Грохота лифта из-за тяжелых дверей слышно не было, и Вадим, бросившись в коридор, приник ухом к двери и некоторое время стоял так, а потом перебежал к окну.
Она выскочила из подъезда – в развевающейся шубе, с сумкой на отлете, и, семеня на высоких каблуках, побежала к своей машине.
Вадим смотрел из-за шторы, даже дыхание затаил, хотя его дыхания она никак не могла услышать.
Машина ожила, мигнула фарами, «дворники» обрушили со стекла пласт утреннего снега. Ева со щеточкой в руках несколько раз обежала вокруг – вот-вот упадет на льду! Но нет, не упала, удержалась, села в кабину, захлопнула за собой дверь и неторопливо двинулась с места.
Вот бабы, а? В воде не тонут, в огне не горят и на льду не падают. Как просто и прекрасно стало бы жить, если бы мир был устроен по-другому, без баб!..
Вадим еще некоторое время постоял в тишине и безопасности собственной квартиры, потом вернулся на кухню, проворно затолкал себе в рот сразу несколько кусков колбасы, прожевал, бессмысленно глядя в стену, и пошел в ее комнату.
Он должен найти. У него много времени, до самого вечера. Он непременно найдет.
Он постоял, приготовляясь к нудной и рутинной работе. Потом со вздохом распахнул гардероб и стал по очереди вынимать из него аккуратные стопки барахла.
Обыск так обыск.
Зевая и проклиная все на свете, Белоключевский притащился на кухню, когда Лиза уже приготовила завтрак.
– Доброе утро.
– Утро добрым не бывает, – отозвался он и немедленно ушел куда-то в сторону ванной. Вернулся по-прежнему злой, как собака, но все же несколько посвежевший.
– Кофе?
Он кивнул молча.
«Ого, – подумала Лиза, – каковы мы по утрам!.. Невесело нам. Скверно. Не кантовать».
Она сунула ему под нос кружку с кофе, подвинула сахарницу и молоко. На молоко он посмотрел как на личного врага, а сахару насыпал пять ложек, она считала.
Он хлебнул и почти зажмурился. Темные ресницы сошлись.
В большую тарелку Лиза выложила сказочной красоты яичницу, украшенную листиком петрушки, с треугольничком черного хлеба, только что разогретым в печке, и уселась напротив, чувствуя себя образцовой женой. Это было странное чувство, и очень хотелось, чтобы он оценил ее усилия.
Он оценил.
– А сгущенки нету? – спросил с надеждой и еще отхлебнул из кружки.
Лизе стало смешно. Она полезла в холодильник, достала бело-синюю банку, приготовленную, чтобы тридцать первого декабря выпекать торт «Прага», открыла и поставила перед ним. В свой кофе, сдобренный пятью ложками сахара, он от души налил сгущенки, помешал, опять хлебнул и на этот раз улыбнулся. Впервые за утро.
– Ну как? – спросила Лиза. – Хорошо пошло?
Он кивнул, явно не собираясь разговаривать, и потянул к себе яичницу. Листик петрушки моментально выкинул, зато хлеб быстро съел и посмотрел вопросительно. Лиза встала и положила ему два оставшихся куска.
Первый совместный завтрак – всегда серьезное испытание, и к концу трапезы Лизе ничего так не хотелось, как выпроводить его куда-нибудь, остаться в одиночестве и наконец расслабиться и поесть по-человечески.
– Спасибо, – сказал Белоключевский прочувствованно, выложил из кармана сигареты и закурил. – Очень вкусно.
– Я и забыла, что ты умеешь разговаривать.
– Умею, – согласился он. – Но не по утрам.
– Это я уже поняла.
– Какие у тебя планы?
– Мне надо на работу! Нужно с Максом поговорить. И с Дунькой. Я телефон выключила, а она всегда по утрам звонит.
Белоключевский занавесился сигаретным дымом и посмотрел на нее неопределенно.
– Ты хочешь прямо сейчас ехать?
– Дим, я никогда в жизни не опаздывала на работу! Он посмотрел на нее и усмехнулся:
– Сегодня не грех и опоздать. Если ты меня подождешь, я поеду с тобой. Подождешь?
– А сколько ждать?
– Неделю! – ответил Белоключевский гнусавым голосом кролика из мультфильма. – Я хочу найти место, где они стояли. Может, там что-то осталось… такое, что наведет меня на мысль.
Лиза грохнула сковородкой, которая все никак не умещалась в посудомоечную машину.
