Лайза Хелл - Любовный марафон
Конечно, девушек сближала любовь к искусству, а еще, наверное, то, что они являлись ровесницами, — обеим было по двадцать лет.
— Ты что, действительно хочешь их ждать? Как влюбленный выпускник средней школы? Они же иностранки, Ред, и просто тебя проигнорируют! — Джерми настойчиво уговаривал своего друга Гарретта, который быстрым шагом, почти бегом, покинул академию и свернул на боковую улицу в поисках служебного входа.
— Что значит иностранки? — ухмыльнулся Гарретт. — Прежде всего — представительницы прекрасного пола. До сих пор меня не проигнорировала ни одна женщина! Но даже если бы такое и произошло, я все равно должен увидеть вблизи эту прелестную брюнетку. А это возможно только тогда, когда она выйдет из здания, — надо надеяться, вместе с маленькой блондинкой, так понравившейся тебе. Ну, Джерми, давай отнесемся к этому, как к игре! Если обе девушки появятся вместе, мы заговорим с ними, если нет… а… смотри, они идут… и — что я говорил… рука об руку! Они прелестны… рискнем!..
Джерми Гунтер и Гарретт Портер дружили уже много лет. Они жили вместе в Сан-Франциско, снимая для различных агентств рекламные фильмы, имеющие успех из-за своей оригинальности и таланта. Бизнес друзей приносил им хорошие деньги.
Высокий, несколько застенчивый Джерми отметил два дня назад свое двадцативосьмилетие и использовал этот предлог, чтобы пригласить напористого друга Реда на экскурсию в Нью-Йорк. Кроме того, их здесь ждали для решения некоторых коммерческих дел, так что друзья смогли сочетать приятное с полезным. В свободные вечера они посещали на Бродвее новейшие театральные и музыкальные представления.
Джерми тщательно изучал в воскресенье «Нью-Йорк таймс» и натолкнулся на восторженную статью известного балетного обозревателя Анны Кизельгроф, в которой она очень благоприятно отзывалась о выступлении Берлинской балетной школы в Бруклинской музыкальной академии на Лафайет-авеню.
— Послушай, — потребовал он от Реда, — что эта Кизельгроф пишет о немецких девушках: «Талантливы, прекрасно владеют телом, достойны внимания…». — Джерми знал, что его друг не очень любил классический балет, и поэтому начал его обрабатывать: — Может быть, пойдем? Это современный балет, никаких юных лебедей, парящих в пачках над сценой под музыку Чайковского, тебе нечего бояться, мой дорогой! Ты понимаешь? Это балет под джазовую музыку, которая так нравится тебе. Мы ведь должны хоть раз увидеть, какие они, эти знаменитые прелестные немецкие девушки! Вспомни, что всегда говорил твой дед? Что американки представляют собой лишь жалкую копию немки, женщины его мечты. Впрочем, и мой дед придерживался того же мнения.
Джерми и Гарретт родились в семьях немецких эмигрантов, приехавших в Америку еще перед войной. Оба отлично владели немецким языком. А Джерми из любопытства долгое время изучал немецкую культуру.
— Итак, завтра я попытаюсь взять билеты на это представление, — продолжал свою обработку Джерми. — Нам придется проехать через весь Бруклин и, вероятно, лучше будет арендовать машину. Ты ведь знаешь мое отношение к нью-йоркской подземке. Я всегда удивляюсь, что из нее кто-то умудряется выходить невредимым на свет Божий. — Он несколько смущенно улыбнулся. — Ты ведь не можешь сказать, что я трус, но эти мрачные типы, вечно слоняющиеся там, внизу, на станциях… — Джерми убрал волосы со лба, задумчиво покусывая дужку своих темных роговых очков. — Я возьму напрокат машину, и тогда мы к тому же не будем зависеть от сумасшедших нью-йоркских таксистов. Не говоря о том, что их часто с трудом можно отыскать по вечерам, да и днем тоже. Все ясно?
— Все ясно, — ответил Ред и быстро собрал валявшиеся по обе стороны его кресла газетные страницы. — А что мы будем делать сейчас?
Был полдень. Над городом висела прозрачная, голубоватая июньская дымка. Когда Ред выглянул из окна отеля, то увидел прямо перед собой Центральный парк, весь в зелени.
— Может быть, хоть раз пройтись по парку? — спросил он. — Мне не хватает ежедневных занятий йогой, я, кажется, поправился. — Он провел руками по своим узким бедрам. Ред никогда не был толстым, наоборот, он, скорее, выглядел поджарым. Его широкие плечи обтягивал белый кашемировый пуловер, а стройные бедра — несколько выцветшие голубые джинсы.
— Если бы ты прибавил в весе, то это была бы сенсация, — улыбаясь, возразил Джерми.
Его друг пожал плечами, и они вышли из номера отеля. Прогуливаясь по парку, молодые люди обсуждали свои планы на будущее и в итоге решили снять обзорный рекламный фильм о Сан-Франциско для многочисленных туристов, ежегодно посещающих их родной город. Причем этот фильм можно было бы предложить и в бюро путешествий, и для показа в авиалайнерах, летающих в Европу, Азию и Африку.
— Да, похоже, работа предстоит серьезная, — радостно воскликнул Ред и тут же пристально оглядел проходившую мимо красивую блондинку и восхищенно присвистнул.
— Ты не можешь пропустить ни одной юбки! — осуждающе произнес Джерми. — Я не желаю ничего плохого, но когда-нибудь и твоя избранница может пройти мимо тебя с таким же самонадеянным и равнодушным взглядом.
— Моя избранница?! — Ред энергично потряс своей темно-рыжей шевелюрой. — Меня ни одна не привяжет к себе, мой дорогой друг! Еще не родилась та, которая сможет меня поймать, так что выброси эти мысли из головы!
Действительно, за свои двадцать девять лет он еще ни разу серьезно не влюблялся. Гарретт даже боялся этого и надеялся, что любовь придет еще не скоро. За ним тянулся бесконечный шлейф легких интрижек. Ред чрезвычайно нравился женщинам за счет своего жизнерадостного вида и веселого характера. Где появлялся парень, там всегда было весело. Он охотно смеялся от всего сердца и не боялся переборщить с комплиментами, иногда излишне восторженными.
Во вторник Джерми взял напрокат машину. Вечером вместо любимых джинсов они надели светло-серые костюмы из льна и, оглядев друг друга, смущенно улыбнулись. Каждый чувствовал себя несколько неуютно в этой одежде. Но, в конце концов, речь шла о торжественном посещении музыкальной академии, подобало соответственно одеться.
Во время выступления друзья в восторге толкали друг друга, а после окончания спектакля громко хлопали. Современный балет был прекрасен.
