Валентина Мельникова - Камень любви
— Не бойся, это всего лишь филин.
— Совсем не боюсь, — прошептала она. — Просто неожиданно!
Анатолий ничего не ответил, потому что они вышли к раскопу. Прислушались, огляделись. Тихо, спокойно. Ни звука постороннего, ни движения.
— Где палатка? — спросила она шепотом.
— Там, — махнул рукой Анатолий, — у дальней стороны раскопа. — И вопросительно глянул на нее. — Подождешь меня здесь или тоже пойдешь?
— Пойду, — сказала она решительно. — Я что, зря напросилась?
— Ну гляди, — усмехнулся он одними губами. — Двинем вкруговую, опять через лес. Ступай сначала на носок, а затем на пятку, чтобы не слишком шуметь.
«Ну лазутчики прямо!» — хотела она пошутить, но промолчала.
Анатолий был настроен серьезно.
— Пригнись! — приказал он. — И — короткими перебежками, от дерева к дереву… Пошли!
Редкая березовая роща просматривалась насквозь, но в тени густых крон легко было укрыться, только трава снова заплетала ноги. Пару раз Татьяна едва не упала, а в третий — приземлилась на четвереньки. Анатолий оглянулся, прижал палец к губам. Глаза его сердито сверкнули.
Она молитвенно сложила ладони: «Прости!» И выругалась про себя: «У, корова неуклюжая!»
Но все-таки они преодолели рощицу без потерь и особого шума. Наконец Анатолий поднял ладонь, приказывая остановиться. Но она и сама увидела палатку — старую, брезентовую, с веревочными растяжками, привязанными к деревянным колышкам. Возле входа — высокие резиновые сапоги, с накинутыми сверху портянками. А метрах в трех — походный очаг, выложенный из камней. На нем — закопченный котелок.
Осторожно ступая, они подошли к палатке. Над очагом курился слабый дымок. Рядом возвышалась аккуратная кучка хвороста, прикрытая куском брезента. Анатолий приложил ладонь к котелку.
— Почти остыл, — сказал тихо и направился к палатке.
Татьяна заглянула в котелок. Крепчайший черный чай уже подернулся радужной пленкой.
Анатолий тем временем присел на корточки возле лопат, сваленных грудой чуть в стороне от палатки. Навел на них луч фонарика.
И тотчас в палатке заворочался, забормотал что-то сердито Федор. Анатолий вскочил на ноги, а Татьяна быстро оглянулась по сторонам и подхватила с земли палку, тяжелую, сучковатую. Огреешь по голове — мало не покажется!
В следующее мгновение из палатки показалась заспанная физиономия Федора. Он с мрачным видом уставился на них. Зевнув, проговорил недовольным голосом.
— А, это вы! Думаю, кто тут шляется в темноте?
— Спал? — насмешливо спросил Анатолий.
Федор вылез из палатки, хмуро посмотрел на него.
— Соснул немного. А чего тут случится?
— И ничего не слышал?
— Как не слышал? — Федор снова зевнул, перекрестил рот, направился к очагу и, опустившись на колени, посмотрел снизу вверх на Анатолия. — Девка блажила на всю округу. Салазки ей кто загнул, что ли? Хотел сбегать, а потом думаю, там и без меня есть, кому разогнуть!
Он наклонился к камням, подул. Наружу вырвался язычок пламени, и Федор, сломав несколько тонких хворостин, быстро сунул их в огонь.
— Чай будете?
— Так это не чай. Чифирь. Напьешься, всю ночь спать не будешь! — усмехнулся Анатолий.
— Воля ваша, а я после чифиря сплю как убитый. А ты не ответил, начальник, девку, что ль, кто попользовал? Без спросу, видно?
— Ты бы выбирал выражения, — Анатолий гневно прищурился. — Не видишь разве? Здесь женщина!
— А что я такого сказал? — ощерился Федор. — Тоже не девочка, поди?
Татьяна крепче сжала палку. Как она ненавидела подобные скабрезные усмешки! И — ох, с каким бы наслаждениям врезала сейчас этому негодяю по уху или по мерзкой физиономии! Но сдержалась — зачем обострять отношения? Пока, кроме нескольких гадостей, вылетевших из его поганого рта, Федор ни в чем не провинился.
Похоже, Анатолий пришел к такому же выводу, потому что произнес более миролюбиво:
— Кроме криков, ничего странного не заметил? Никто не пробегал мимо? Может, зверь какой?
— Нет, начальник. Ничего не слышал, никто не пробегал. Я бы первым делом сказал об этом.
— Ладно, отдыхай, — Анатолий махнул рукой. — Но если что заметишь подозрительное, мигом поднимай тревогу. Рация работает? Проверял?
— Все ол райт, начальник! — осклабился Федор. — Проверял, работает как часы!
А Татьяна поняла вдруг, что ее раздражало в Федоре. Ночью он вел себя грубее и развязнее, чем днем на раскопе. Тогда он был сдержан и мрачен. Сейчас неприятно оживлен, и руки его нервно подрагивали. Это она заметила, когда он схватился голой рукой за ручку котелка. Обжегся и выругался сквозь зубы: «О, бля!..», а ведь рядом лежала рукавица-верхонка. Отчего же он забыл про нее?
Анатолий пожал руку Федору, и они направились в лагерь. Но пока не скрылись среди деревьев, Татьяна спиной ощущала тяжелый взгляд. В какой-то момент не выдержала, оглянулась. Сложив руки на груди, Федор смотрел им вслед, словно проверял, не свернут ли куда в сторону.
Она не преминула сказать об этом Анатолию, так же как и о своих подозрениях.
— Я тоже заметил, что он нервничает, — сказал Анатолий. — Причем почти не скрывает этого. Жалко, не успел на его сапоги взглянуть. Хотя что толку? У нас в таких сапогах добрая половина народа ходит.
— Но почва ведь разная? Если на сапогах глина из оврага, значит, побывал там однозначно.
— На моих кроссовках тоже глина из оврага, и у Бориса, и у Евы, и у кучи народа, — вздохнул Анатолий. — Но даже найдем именно его следы в овраге, что докажем? Объяснит, что спускался туда несколько раз. В туалет, к примеру. Поняла, от оврага до палатки минут пять бегом?
— Не поняла, это ж ты все окрест знаешь.
— Так мне положено знать! — улыбнулся Анатолий. — Я еще по весне весь лог облазил, и утес, и на сопку поднимался. Сверху антропогенный ландшафт лучше заметен. Тени от валов, более сочная трава на месте рвов и каналов. Эта роща ведь тоже после выросла, на пепелище. Такие березняки вторичными называются.
— Я в этом ничего не понимаю, но верю тебе на слово!
Она усмехнулась и, махнув палкой, сбила несколько соцветий борщевика.
— Эта зараза тоже помойки любит и жирную землю.
Анатолий обнял ее за плечи.
— Палку брось. Я думал: вот-вот двинешь Федору по башке.
— И навернула бы! — произнесла она с вызовом, но палку бросила. — Терпеть не могу сальности и грязные намеки!
— Вот ты какая? — тихо засмеялся Анатолий и, остановившись, развернул к себе лицом.
— Какая? — спросила она тихо и потянулась к нему.
Даже привстала на цыпочки, чтобы обнять его уже безбоязненно, без тени раскаяния, что поступает опрометчиво, забыв об обещаниях вести себя мудро и осмотрительно.
