Марина Крамер - Последнее японское предупреждение
Фраза про мужнины привычки вернула меня к необходимости снова обдумывать новый план. Журналистка сорвалась с крючка весьма радикальным способом, вот уж «жадность фраера сгубила», а это означает только одно – банк. Мне нужно ехать туда самой, действовать нахрапом, чтобы папа, ошалев, не смог ничего противопоставить. Я догадывалась, что Сашка на работе не появляется – ну, вполне ожидаемо, что и отец не против этого, вряд ли он сейчас рад видеть зятя, которого подозревает в чем-то. Для меня это скорее хорошо – папу обвести вокруг пальца легко, а вот мужа – вряд ли.
Мне почему-то казалось, что клинок непременно находится там, где никому в голову не придет его искать. То есть место должно быть наименее подходящим для тайника. Но что это может быть? Как замаскировать клинок, чтобы это ни у кого не вызвало подозрений? Нет, без четкого плана действий соваться в банк нельзя, я должна подготовиться и продумать каждую мелочь. А пока… поеду-ка я в музей. Точно, сейчас Соню дождусь, она пообедает, и я совмещу приятное с полезным.
Никита не очень удивился, когда я появилась на крыльце с дочерью и заявила, что мы хотим в музей. Он прекрасно понял, что хранящиеся в залах реликвии и исторические документы интересуют меня ровно так же, как его техника изготовления пуантов, допустим, но зато хорошо знал, к какой именно экспозиции я питаю особый интерес. И даже знал, как поступить, чтобы Соня не увидела лишнего и не проговорилась о том, о чем не нужно.
– Мы с тобой, Софья, сразу в зал, где мамонт стоит, пойдем, а потом в зал быта купцов, – пообещал он, выезжая из ворот, – я в детстве всегда так делал. Сперва к мамонту, потом фарфор рассматривать. Ох, и красиво там!
– Тогда уж лучше в зал советского периода, – сказала я, рассеянно глядя в окно, – вот уж где статуэтки! Я, когда впервые увидела, истерику закатила – не хотела уходить, очень мне там балерина понравилась. «Умирающий лебедь», вроде как с Майи Плисецкой, что ли.
Глаза у Сони загорелись. Балет она любила, не пропускала ни одного показа по телевизору, да и дисков с записями у нас накопилось огромное количество. Самое странное, что танцевать Соня не хотела – ей нравилось смотреть, нравилась музыка, костюмы, декорации. Но чтобы танцевать самой – нет.
В музее было малолюдно – ну, неудивительно, сейчас в кафе куда больше народа ходит. Мне это было как раз на руку – я хотела по возможности сделать несколько снимков, а это невозможно при посторонних. Никита сразу взял Соню за руку, подмигнул мне и сказал:
– Так, мама пусть нас догоняет.
– Я боюсь этого мамонта, как огня, – подыграла я, чтобы мотивировать свое отсутствие, – мне потом всю ночь кошмары снятся. Вы уж без меня, а в фарфоре встретимся.
Соня с серьезным видом кивнула, и они с Никитой исчезли в зале доисторических реликвий. Уф… Я прошла к экспозиции, посвященной пленным японцам, и быстро оглядела зал. Никого, только старенькая смотрительница сидит на стуле у окна и не особенно наблюдает за мной. Я двинулась вдоль экспозиции и поняла, что клинок, единственный из оружия, находится в таком месте, что со стула смотрительницы его не видно, и я безнаказанно сделаю столько снимков, сколько сочту нужным. И мне это удалось – я сняла клинок в мельчайших подробностях, и табличку под ним, и панораму. Прекрасно! Останется напечатать фотографии, чтобы с ними было удобнее работать – и все. Кроме того, у меня вдруг появилась идея полететь в Москву и разыскать полировщика, о котором говорил Акела. Найти и показать фотографии. Если он такой великолепный мастер, то наверняка вспомнит клинок, с которым работал. Если, конечно, это было.
Кроме того, я потрогала пальцем стекло, за которым висел клинок, и обнаружила, что нет никакой сигнализации, а стекло легко отодвигается. Значит, чисто технически подменить клинок вполне можно – если действовать, скажем, вдвоем. Никаких камер слежения в этом зале я не увидела, следовательно, один отвлекает бабульку, второй меняет клинок. Даже если предположить, что кто-то спугнул – потом реально вернуться и доделать работу. Эксперимента ради я отодвинула стекло в сторону почти полностью, и это не произвело никакого впечатления на бабулю у окна. В общем, все ясно. Можно идти к своим.
Мысль о поездке в Москву прочно засела в моей голове. Но взять и улететь с бухты-барахты было нельзя, а подходящий повод не придумывался. Я перебирала все варианты, но ни один не годился. Похоже, повода я не найду…
И вдруг спаситель явился в образе моего заведующего кафедрой. Он вызвал меня к себе и начал издалека – мол, надо бы мне начинать собирать материал для докторской, хоть я пока и не намеревалась ее писать, но время ведь идет, я дозрею, а тема уже есть, и материал собран. Я ничего не понимала – действительно, о докторской пока речи не было, какой материал, какая тема… Все оказалось проще. В одном из московских мединститутов должен был читать лекции известный профессор-анатом из Англии, и заведующий решил отправить меня туда. Что ж… Отказываться я не стала, хотя лицо сделала соответствующее – мол, меня, семейную, не очень здоровую, отправлять в столицу… никакой гуманности… Заведующий истолковал это по-своему и пообещал сразу по приезде три дня отгулов. Это меня тоже устраивало. Но главное, конечно, в том, что я имею официальный повод уехать на три дня в Москву, не вызвав никаких подозрений у родственников. Отлично.
В Москве оказалось удивительно тепло, и я обрадовалась, что не послушала Галю и не полетела в пальто, а взяла с собой плащ и туфли, надев в дорогу джинсы и кожаную куртку. Багажа у меня не было – только небольшой саквояж, в котором лежали юбка, две блузки, тонкий свитерок и кое-какие мелочи, поэтому ждать у ленты транспортера мне не пришлось. Я вышла из здания аэропорта на платформу авиаэкспресса, села на лавочку, наслаждаясь удивительно ярким для октября солнцем, и закурила в ожидании поезда. Прелесть дневных рейсов в том, что мало пассажиров, нет толчеи, никто не бежит, не давится – красота. Сейчас доеду, поселюсь в гостиницу, пообедаю… Первая лекция завтра, я специально полетела накануне, чтобы иметь возможность отдохнуть и попробовать в первый же день заняться поисками полировщика, адрес которого я нашла в записной книжке мужа. Академия предложила мне оплатить гостиницу в Измайлово, но я здраво рассудила, что ездить оттуда придется больше часа, а из центра гораздо меньше, поэтому отказалась. Да и нужный мне человек жил на Полянке, потому Измайлово совсем не годилось. Папа посоветовал мне небольшую, но удобно расположенную гостиницу и молча выложил на стол пачку денег. Я начала отказываться, но родитель обжег меня взглядом, и я сочла за благо взять и поблагодарить.
