Никки Френч - Тайная улыбка
— Скоро будет готов ужин, — произнесла она после некоторой паузы. — Брендан! Можно тебя на одно слово?
— Ой-ей-ей, — хохотнул Брендан, подмигивая мне. — Проблема с женой, а?
Я оделась и сказала себе, что так не может продолжаться долго. Я должна пройти через все это, потом я уже смогу жить, как захочу.
Кэрри все приготовила, хотя она никогда по-настоящему не умела готовить и не относилась к разряду людей, которые заботятся о пище. Она приготовила макароны с сыром и горошком и добавила немного фарша. Блюдо получилось тяжелое и слишком соленое. Брендан открыл бутылку красного вина с особой торжественностью. Кэрри положила слишком много на мою тарелку. Брендан налил слишком много вина в мой бокал. Возможно, выпить вина и опьянеть совсем неплохая идея. Брендан поднял свой бокал:
— За повара!
— За повара — отозвалась я и отпила малюсенький глоток.
— И за тебя, — дополнила Кэрри, глядя на меня. — Нашу гостью.
Они чокнулись своими бокалами о мой бокал.
— Приятно, — проговорила я: казалось, они ждут, что я скажу что-нибудь.
— Это хорошо при данных обстоятельствах, — заметил Брендан.
— Что ты имеешь в виду?
— Есть нечто, о чем мы должны спросить у тебя, — поддержала Кэрри.
— Что?
— Ну, продажа нашей квартиры провалилась.
Внезапно я почувствовала, что мое лицо превращается в неподвижную маску.
— Что случилось? Ведь вы уже готовы были все поменять, Господи Боже! Вы говорили, что речь идет всего лишь о нескольких днях до вашего переезда.
— Они провели нас, — вздохнул Брендан.
— Каким образом?
— Тебе лучше не вникать в подробности.
— Я хочу.
— Главное в том, что мы отказались.
— Ты отказался, — неожиданно резко вставила Кэрри.
— Как бы то ни было, — он махнул рукой в воздухе, словно это был пустяк, — боюсь, что мы вынуждены злоупотребить твоим гостеприимством еще в течение какого-то, хотя и небольшого, времени.
— Почему вы отказались? — настаивала я.
— Масса причин, — сказал Брендан.
— Миранда! Разве так и должно быть? — воскликнула Кэрри. — Мы чувствуем себя ужасно. Мы лихорадочно ищем, куда могли бы переехать уже сейчас.
— Не беспокойся об этом, — мрачно ответила я.
За ужином я говорила очень мало. Пища стала приобретать вкус обойного клея, мне пришлось собрать все силы, чтобы меня не вырвало. Кэрри принесла следующую перемену. Она купила торт из мороженого с лимонными меренгами вместо пудинга, я съела половинку небольшого кусочка, потом сказала, что у меня разболелась голова и я ухожу спать. Правильно ли это было?
Войдя в свою комнату, я сразу открыла окно и сделала несколько глубоких вдохов, словно воздух в моей комнате был чем-то загрязнен. Я провела самую ужасную ночь. Проснулась из-за ощущения, будто часы лихорадочно заспешили, путая все мои планы на будущее. Я могла бы выйти замуж за Ника. Приблизительно в три часа утра я уже серьезно стала рассматривать возможность эмигрировать и занялась рассмотрением стран в зависимости от их удаленности от северного Лондона. Особенно соблазнительной оказалась Новая Зеландия. Все это плавно перешло в сон, в котором я уже собиралась уехать и должна была успеть на поезд. Мне нужно было упаковать так много вещей, что никак не удавалось выйти из комнаты. Потом, неподвижно уставясь в темноту, задала себе вопрос, не разбудило ли меня что-нибудь, и тут я закричала. И не могла остановиться. В полутьме различила какие-то неясные очертания и, совершенно сбитая с толку, уже узнавала Брендана, который смотрел на меня сверху вниз. Я нащупала лампу и включила ее.
— Какого черта?
— Ш-ш-ш, — произнес он.
— Не шикай на меня, — прошипела я, потрясенная и злая.
— Я… э-э-э… ищу что-нибудь почитать.
— Убирайся к дьяволу…
Он сел на постель и неожиданно закрыл мне рот рукой. Наклонился и заговорил шепотом.
— Пожалуйста, не кричи, — говорил он. — Ты можешь разбудить Кэрри. Это может показаться странным.
Я оттолкнула его руку прочь.
— Это не моя проблема!
Он улыбался и осматривал комнату так, словно все это было какой-то частью игры.
— Я так не думаю, — сказал он.
Я натянула пуховое одеяло до подбородка и попыталась говорить спокойно и рассудительно.
— Брендан, все это возмутительно.
— Ты говоришь о себе и обо мне?
— Между тобой и мной ничего нет.
Он отрицательно покачал головой.
— Ты знаешь, Миранда, однажды я взглянул на тебя. Но второй раз, когда мы спали вместе. Я разделся быстрее тебя и лег в постель. Эту постель. Я лежал на том месте, где сейчас лежишь ты, и наблюдал за тобой. Когда ты расстегивала лифчик, ты отвернулась от меня, будто я не видел тебя обнаженной. А когда ты снова повернулась, на твоем лице была такая милая, едва заметная улыбка. Это было прекрасно. Я задавал себе вопрос, замечал ли кто-нибудь, кроме меня, такое раньше… Вот видишь, я замечаю вещи такие, как эта, и я помню о них.
В этот момент среди всей неразберихи, при всей своей злобе и отчаянии и безысходности, я была способна думать с абсолютно холодной трезвостью, сохраняя здравый ум. Если бы я была влюблена в Брендана, это было бы прекрасно и нежно. Но я не была влюблена в него, я чувствовала физическое отвращение. Я ощущала его так, словно он был паразитом, забравшимся в мою плоть, от которого мне было никак не освободиться.
— Все это возмутительно, — выдавила я. — Вам нужно уехать.
— Да все это не имеет ровным счетом никакого значения, — проговорил он. — Разве ты не слышала, что я сказал? Та твоя затаенная, загадочная улыбка. Я видел ее. Я знаю тебя так, как не знает никто. У нас это общее. Спокойной ночи, Миранда.
На следующее утро, когда я проснулась, мне показалось, что я очнулась от какого-то ужасного сна, и только потом с трудом вспомнила, как он стоял надо мной, что он говорил мне и что это был не сон. Я почувствовала, что мой рот будто набит сухим пухом. У меня болела голова, было ощущение резкой боли за глазами. Я приняла душ, оделась и выпила черный кофе. Никто еще не вставал. Перед уходом на работу я вернулась в спальню. Посмотрела на книжные полки, стараясь определить, предельно концентрируя внимание, было ли что-нибудь сдвинуто на них. Достала старый роман, который мне подарили, когда я была еще девочкой. Это был мой тайник для хранения денег на непредвиденные расходы. Среди страниц в середине книги лежали деньги. Я пересчитала их. Семьдесят пять фунтов. Положила их обратно на место. Пыталась подумать о том, что можно сделать. Вспомнила вдруг, что видела в каком-то фильме. Я оторвала небольшую полоску бумаги длиной в один дюйм и шириной приблизительно четверть дюйма. Закрыв дверь, я вставила бумажку в щель, точно на высоте нижней петли. Когда я уходила, то спросила себя: можно ли жить в таких условиях, когда я должна делать вещи, подобные этой?
