Эдна Барресс - Под рябиной
Они ушли. Я повернулась к Рикки, еще ощущая тепло поцелуя Марион на щеке.
— Пойдем, посмотрим, каковы спальни «Ройал» по сравнению с маленьким отелем, — сказала я. — Интересно, есть ли там цветной телевизор и все для приготовления чая.
Рикки смотрел на меня трезво и испытующе.
— Я действительно чувствую себя хорошо, — заверила я его. — Извини, что все так получилось, но я не могла с собой справиться.
Он не улыбнулся и не подбодрил меня. В глазах его было что-то холодное, и это озадачило меня.
Комната была великолепна.
— Смотри, Рикки, даже персональная зубная щетка, — я исследовала все, как ребенок. — Выпьем в последний раз?
— Я не буду. Я иду спать, — сказал он резко. — Завтра мне рано ехать.
В чем дело? Значит, ему придется возвращаться, но ведь в аэропорт повезу его я! Может, все это теперь кажется пустой тратой времени, и он вдобавок устал и раздражен.
Я забралась в постель первой.
— Извини, что я вытащила тебя сюда, Рик, — сказала я, хотя в действительности я не понимала, почему надо было извиняться. Я похлопала рукой по одеялу: — Иди сюда. Давай оценим, стоит ли это наших денежек. Здесь так мягко!
Он лег, и я уютно устроилась рядом с ним.
— Знаешь, это все из-за Джона, поверенного, это он сказал, что тебе было лучше приехать.
— Ну-ну, я понимаю, — я почувствовала, что хотя Рикки и лежал рядом со мной и не двигался, но внутренне он отвернулся от меня. И пусть, если он так легко раздражается из-за того, что ему кажется пустой поездкой, то я-то почему должна переживать? Утром все встанет на свои места. Я старалась рассуждать философски, но лежала с открытыми глазами, совершенно несчастная, еще долго после того, как дыхание Рикки стало ровным. Он был здесь, рядом со мной, мой любовник, который скоро станет моим мужем. Я носила его ребенка. Завтра мы опять будем на сотни миль вдали друг от друга. Мне так хотелось уснуть в его объятиях. Но почему же ему этого не хотелось?
Скандал все-таки разразился, когда на следующий день мы подъезжали к аэропорту. Я пошутила насчет чего-то. Он не ответил. Скрытая в глубине души обида все еще была свежа (так грубо Рикки приказал мне убрать белье, а я до сих пор ничего не выяснила!), и теперь его холодность заставляла меня задуматься.
— Кажется, я узнаю о тебе то, о чем раньше не подозревала? Я не знала, что ты — человек настроения.
— Кажется, мы оба узнаем кое-что друг о друге, — сказал он сухо.
— Интересно, что ты под этим подразумеваешь? — потребовала я объяснения.
— Этот Джон. Как хорошо вы успели с ним сойтись?
— Поверенный?! — пораженная, я повернулась к нему.
— Следи за дорогой, — приказал Рикки.
— Не указывай! — вспылила я, затормозив у обочины.
Через десять минут мы будем в аэропорту. Я должна все выяснить.
— Итак… — начала я.
— Он приглашает тебя в ресторан. Как часто?
— Откуда ты?..
— Не важно. Я знаю, — его лицо вновь приняло обиженное выражение.
— Всего лишь раз он пригласил меня на чай, — ответила я, злясь на свое оправдание, объясняя то, что незачем было объяснять. — Мне нужно было с кем-нибудь поговорить. Чашка чая не говорит о неверности. Рик, ты должен лучше знать меня, ведь через неделю у нас свадьба!
Я смотрела, не отрываясь, на него, все еще не веря тому, что слышала. Взгляд его был обиженным, но холодным.
— Ты, наверное, такая же, как твоя мать. Одного мужчины тебе мало.
— Да как ты смеешь! — в гневе закричала я. — Убирайся! Поезжай к себе домой. Я не хочу за тебя замуж. Я не выйду за тебя замуж! — Я резко включила скорость, и мы помчались в аэропорт. — У тебя как раз есть время сесть в самолет, — горько сказала я. — И не возвращайся.
— Если ты так хочешь! — он схватил чемодан и выскочил из машины. Лицо его побледнело и было напряженным. — Я пришлю тебе деньги. Напишу.
— Ничего мне не надо. Я не хочу о тебе слышать. Убирайся!
И он уходил! Еще не веря этому, я смотрела, как он удаляется. Потом развернула машину и, как слепая, поехала по улицам, пока, наконец, не остановилась у ворот коттеджа. И, когда до меня дошла чудовищность ситуации, я заплакала.
Немного позже инстинкт самосохранения взял верх, я перестала рыдать и стала думать, что же мне делать. Все возможности, все шансы были слабыми. У меня будет ребенок, но теперь только у меня, и я с отчаянием понимала, что необходима помощь — это значило возвращение домой. Возвращение к жалости отца и Мхэр, к Шейле с ее: «Все мужчины бросают и уходят. Я тебя предупреждала». Но Рикки ведь другой, и мне так хотелось счастья для нас двоих, теперь уже троих. И вновь я почувствовала, как неимоверный страх охватил меня. Я любила Рикки. Он любил меня. Как могло все это случиться?
Марион поможет мне, если я решу остаться одна. Марион! Рикки изменился после того, как они с ней поговорили один на один на террасе вчера вечером! Полузабытые воспоминания о том дне, когда мне показалось, будто я видела Марион, следящую за мной из машины, когда Джон прощался со мной, вспыхнули в памяти. Должно быть, именно она напела Рикки, что я изменяю ему с Джоном! Но почему? Зачем?
Злость вытеснила горе. Я встречусь с ней. Я все ей скажу. Не сейчас — я увидела отражение распухших от слез глаз. Завтра. Сейчас я пойду в коттедж. Чувствовала я себя очень плохо. Надо поесть. Отдохнуть. Теперь я одна.
Глава 8
Это была самая отвратительная ночь в моей жизни. Когда злость растаяла и волнение улеглось, я почувствовала себя так одиноко, что невозможно представить.
Я старалась докопаться хоть до малейшей надежды. Завтра я все склею. Завтра я буду думать. А сейчас я чертовски устала.
Я уснула сном измученного человека. Мне снились сны, смешанные с кошмарами. Потом я проснулась, проснулась с угнетающим чувством присутствия чего-то зловещего. Атмосфера вокруг казалась напряженной — или это я сама? Да, это, должно быть, мое состояние, я старалась урезонить себя, борясь с паническим желанием встать и бежать из дома, даже сейчас — я включила свет и взглянула на часы — в два часа ночи.
Но дело было не во мне. Атмосфера в доме изменилась. Она никогда не была дружелюбной, только беспристрастной, а сейчас стала угрожающей, опасной для меня. Казалось, будто тетя Эмма уже знала о ребенке и не одобряла меня. Нет, это слово не слишком сильно отражает то, что чувствовала Марион, пожалуй, ужас — вот это слово. Но почему?
Шепот ветерка с моря, раздувая шторы, шелестел в комнате, как тихое, угрожающее ворчание.
— Ну, хорошо, — с горечью произнесла я. — Хорошо, завтра я уеду отсюда.
Какое значение все это имело теперь? Рикки меня бросил. Я почувствовала, как вновь закипают слезы, а бороться с ними нет сил. Вволю наплакавшись, я уснула, все еще всхлипывая. И ощутила присутствие кого-то или чего-то, что, затаившись, слушало меня.
