Энн Стюарт - Холодный как лед
Йенсен ее отпустил, и она, отпрянув от него, повернулась на бок. «Наставник» присел рядом, совершенно невозмутимый.
– Вы не можете себе позволить рассеивать внимание, беспокоясь о неподвластных вам вещах, вроде вон там лежащего Гарри. Так у вас не будет ни малейшего шанса выстоять против Рено, Ханса или любого другого.
Женевьева не стала возмущаться, что он в который раз читает ее мысли, а ухватилась за сказанное:
– Что, есть и другие?
– Конечно, есть и другие. Операцию такой сложности вряд ли можно считать мелким предприятием.
– Должно быть, вам хорошо заплатили.
– Разумеется. И я не собираюсь посвящать вас в детали. Просто попытаюсь обучить паре трюков, которые могут помочь вам на случай, если Ханс или Рено решат немного с вами позабавиться. Если вступите в конфликт с другими, то удача вам тут не обломится.
– Сдается мне, что последнее время удача бежит от меня со всех ног, – заметила Женевьева.
– Вы живы, разве нет? А это само по себе удивительное везение. И наверно, вам не придется беспокоиться насчет Ханса – в первую очередь потому, что женщины ему без надобности.
– Посему меньшая вероятность, что он меня убьет?
Йенсен протянул ей руку, и Женевьеве ничего не оставалось, как позволить поднять себя на ноги.
– Сомневаюсь, что он пошевелит хоть пальцем. Вы лишь мелкая монетка в масштабе его ценностей.
– А что насчет вас?
Йенсен все еще держал ее за руку, другой обвил ее спину, рассеянно проводя большим пальцем точно в тех местах, где находились самые болезненные точки. Она подумала, знал ли он вообще, что творит, и отпрянула от него, потом посмотрела ему в лицо.
– Там у вас будут синяки, – заметил он.
– А вам–то что? Хотите поцеловать, чтобы все прошло?
Между ними застыло молчание. Словно кто–то третий присутствовал в комнате, более назойливый, чем бесчувственный Гарри, и на мгновение Женевьева испугалась, что встретится взглядом с Йенсеном. Но она преодолела боязнь и посмотрела ему в глаза, хотя по его лицу так ничего и нельзя было прочесть.
Словно ящик Пандоры – слово вылетит и не поймаешь. Притворяться было бы напрасной тратой времени: он, кажется, завел дурную привычку наперед знать, о чем она думает.
– Вы поцеловали меня, – резко бросила она. – Прошлым вечером.
Каменное лицо не дрогнуло, но у нее сложилась уверенность, что он находит ее забавной. Эта мысль приводила в ярость.
– Да, – признал он. – Поцеловал.
– Почему?
– Потому что это самый легкий способ подобраться поближе и вырубить человека, – пояснил он. – Продемонстрировать?
– Нет! – вскрикнула она, пытаясь вырваться.
Он снова улыбнулся:
– Я не собираюсь целовать вас. Я имею в виду вот это.
И прежде чем она осознала, что он вытворяет, он приложил ладонь к ее шее, такую прохладную на пылающей коже Женевьевы. Йенсен чувствовал ее бешеный пульс, и она ничего не могла предпринять, чтобы скрыть это. Наверно, ему к такому не привыкать.
– Не дергайтесь, – сказал Питер, когда она попыталась отодвинуться. Длинными пальцами он поглаживал основание ее шеи, большим пальцем водя по горлу.
– Пустите меня.
– Просто нажмите большим пальцем вот эту точку. – Он показал, и у нее начало темнеть в глазах, прежде чем он освободил ее. – И потом вам не придется беспокоиться, что кто–то захлебнется в своей крови. Но нужно только правильно попасть. Вот почему я вас поцеловал. Вы оторопели и дали время проделать все, как надо.
– А что, если вы попытаетесь вырубить другого мужчину? – саркастически заметила она.
В холодных синих глазах ничего не отразилось.
– Тогда я поцелую его, – сказал он самым холодным тоном. – Сейчас попытайтесь сами.
– Я не собираюсь, – пытаясь вырваться, заявила Женевьева.
– Я имею в виду прием, а не поцелуй, – уточнил он, схватив ее за руку и приложив к своей шее. – Не брыкайтесь. Попробуйте, найдете ли правильно точку.
Она не хотела прикасаться к нему. Кожа его была прохладной, шелковистой под ладонью, и Женевьева почувствовала ровное биение его пульса по контрасту с ее несущимся вскачь сердцем. Она сильно нажала пальцем куда–то, лишь бы отделаться от него, но он помотал головой, притягивая ее ближе.
– Вам надо провести ладонью сзади вдоль шеи. Как в любовном жесте. – Голос мягкий, соблазнительный. Он держал ее руку почти ласково, придвинув ее большой палец к нежному месту на своем горле. – Нажмите здесь, но только сильно и уверенно. Вот почему это срабатывает, когда вы кого–то целуете. Люди слишком рассеяны, чтобы заметить ваши действия, пока не станет слишком поздно.
– Я ведь не целую вас сейчас, – резко возразила она. Раздумывая, есть у нее, черт возьми, шанс вырубить его, и так ли уж хороша эта идея, учитывая, что на яхте имеются другие люди. – И нет ни малейшего желания.
– А вот это неправда, – близко наклонившись, прошептал он. – Но если вам так хочется верить в это, не буду разоблачать ваш блеф.
Он все еще держал ее за руку, лаская длинными пальцами. А потом отступил, и Женевьева ощутила, как обмякла, словно из нее выкачали воздух. Словно что–то потеряла.
– Повернитесь ко мне спиной.
– Только не снова, – запротестовала она. – Мы уже знаем, что вы в секунду можете уложить меня на пол.
– Разумеется, могу. Но вам нужно научиться, чтобы Рено или Ханс не проделали с вами то же самое. Поскольку уж они наверняка не позволят вам снова подняться, любой из них попытается взять вас сзади. И тот и другой обладают особым спортивным инстинктом.
– Это не спорт! – возмутилась она.
– Для вас, может, и нет, но не для них. Повернитесь, но не думайте о лежащем на кровати бедном старине Гарри. Думайте о том, что вокруг вас, об опасности. Попробуйте почувствовать, когда я двинусь на вас.
Голос его резко оборвался, когда она двинула со всей силы локтем ему в живот.
Живот у него был твердый как камень – она, наверно, заработает себе растяжение связок от удара. Если достаточно долго проживет. Женевьева оглянулась и посмотрела на Йенсена, думая, что он даст сдачи, но он всего лишь деловито смотрел на нее.
– Уже лучше, – похвалил он.
– Это потому что вы растерялись, – самодовольным тоном сказала она. – Дайте еще раз попытаться…
И опять она на полу, на сей раз на спине, Йенсен без усилий распял ее, удерживая на месте.
– Не нахальничайте, когда нечаянно вам удался удар. Он лишь заставит противника стать осторожнее.
Она смотрела на него снизу. И с трудом обретала дыхание, но на этот раз вовсе не потому, что ее с силой швырнули о землю. Она убеждала себя, что это паника, неприятное чувство, что ее поймал в ловушку кто–то более сильный и крупный, чем она. Логично, но только отчасти правда.