Наталия Ломовская - Секрет старинного медальона
Жаклин, вытирая ладони от неуступчивой глины, сама подошла к нему и вполне прозаично пригласила на вечеринку. Было это сделано ровным и обыденным тоном – так, словно она пунктуально, раз в месяц, приглашала Кирилла к себе. И Кирилл, стараясь, неизвестно зачем, соответствовать этому обыденному тону, принял неожиданное приглашение.
Уже стемнело, когда он подъехал к роскошному особняку. Роскошным он, правда, выглядел только на взгляд молодого москвича, который при всем достатке папеньки никогда не видывал апартаментов больше шестикомнатных. Почти весь этот особняк был отдан в распоряжение хрупкой Жаклин – мать ее постоянно отдыхала от каких-то неведомых трудов на курортах, а отец-лауреат недавно подался в Африку, чтобы через год привезти с девственных просторов Черного континента новый шедевр.
Это была, разумеется, не первая вечеринка, на которую попал Кирилл в Париже. Но на такой веселой и свободной пирушке он все же оказался впервые. Искрились красивые коктейли, которые смешивал за стойкой молчаливый и стеснительный парень с прыщами на круглых щеках. Была ненавязчиво-проникающая музыка, и парочки кружились в полумраке, сладко прильнув друг к другу. Были занятные разговоры, остроумные девицы с цыганскими, сладко пахнущими самокрутками в желтоватых тонких пальцах, но была еще и Жаклин. Наблюдательная, насмешливая, приветливая, равнодушная, очень красивая. Рядом с ней Стеблев чувствовал себя персонажем экзистенциальной любовной драмы в духе Клода Шаброля. На некоторое время хозяйка исчезла, и Кириллу пришлось порядком помучаться ревностью – от его внимания не ускользнуло появление в гостиной высокого, мускулистого, картинно некрасивого негра с неестественно красными выпяченными губами, словно уже сложенными для поцелуя. Не прошло и пяти минут с момента появления афрофранцузского красавчика, как они с Жаклин куда-то подевались, а Кирилл, охотно предоставивший своему воображению картину быстрого и нетерпеливого совокупления на ковре в соседней комнате, двинулся к прыщеватому бармену и один за другим проглотил несколько коктейлей – довольно крепких, надо заметить.
Эффект был мгновенный – приятное тепло и какая-то нежная щекотка во всем теле, потом сладостный провал, а на следующем этапе он осознал себя танцующим с Жаклин посреди гостиной.
Скажем честно, танцем это трудно было назвать – они просто топтались под какую-то музыку, причем явно начали уже довольно давно, так как та мелодия, которая играла теперь, мало подходила для медленного танца. Но время уже потеряло свои приметы, оно текло медленно, драгоценно сверкало, как капля меда, и не оставалось в мире ничего, кроме жара этого худенького тела и горячей, дразнящей близости.
Через несколько минут они уединились в небольшой комнате, половину которой занимала огромная кровать. Все дальнейшее Кирилл помнил смутно, да и неудивительно, после такой-то дозы спиртного. А может быть, просто было слишком много впечатлений для одного дня?
Кирилл не был новобранцем в любовных боях. Там, в России, у него осталась подружка, женитьбы на которой так опасалась мать Кирилла. Карина была студенткой художественного училища, увлекалась буддизмом и прочими невнятными «измами», не ела мяса, одевалась в черное, носила помногу серебряных колец и браслетов и могла прервать сексуальную гимнастику длинным трактатом о том, какие именно чакры сейчас должны раскрыться. Были и другие – богемные барышни, отягощенные комплексом под названием «брать от жизни все», случайные, неблизкие, незнакомые.
Но на этот раз не было неопытной мясной возни и неумелого тыканья друг в друга, не было вечной путаницы в колготках, бретельках лифчика и прочей ерунде. Затащив его в комнату (какая горячая и гибкая лапка!) и легко толкнув на постель, Жаклин сама стала раздеваться перед огромным зеркалом, глядя на себя – а не на партнера, как это сделала бы кокетливая куколка или просто веселая шлюшка – припевая и пританцовывая, поводя руками по худым мальчишеским бедрам, по впалому мягкому животику и египетским грудкам. И Кирилл смотрел на нее – без смущения и без жадности.
Это была странная ночь. Жаклин, резвая и совершенно неутомимая, вполне соответствовала молодому азарту Кирилла. Кроме того, она не ограничивалась стонами и охами, которые входят в репертуар всех начинающих вертихвосточек. Жаклин болтала без умолку, отвлекаясь только на краткий полуобморок оргазма. Забавные и неприличные словечки сыпались с ее припухших губ, она комментировала действия и позы, описывала испытываемые ею ощущения и те, которые ей еще хотелось бы испытать. Под утро, когда они отвалились друг от друга, как насытившиеся пиявки, Кириллу пришла в голову патриотическая фантазия научить ее непристойным словечкам своей далекой родины, и это вызвало новую бурю страсти – когда Жаклин, интересуясь значением только что заученных слов, решила проверять на практике их наличие у себя и у партнера.
Уже на рассвете Кирилл провалился в сон, а проснулся, когда в комнату через незакрытые жалюзи светило яркое солнце, истошно орали птицы и Жаклин стояла у зеркала – голенькая, свежая, веселая, точно она крепко спала всю ночь и только что приняла душ. Только на этот раз она не припевала и не пританцовывала, а… Что она делала?
Продрав глаза, Кирилл понял, что Жаклин делала себе инъекцию. В то нежное местечко под коленкой, где так трогательно просвечивали синие жилки и которое Кирилл поцеловал часа три назад.
Вспоминая про это утро, Кирилл мучился непониманием себя тогдашнего. Как он мог так спокойно отнестись к тому, что эта девушка, его возлюбленная, его любовница – сидит на игле? Почему не стал увещевать и уговаривать ее, почему не попытался как-то избавить от смертельной привычки? И внезапно понимал – по-другому невозможно было себя с ней вести. Она же нисколечко не смутилась, когда он застал ее за этим занятием, да и попросту имела такой вид, словно ничего не произошло! Скорчила забавную рожицу, показала Кириллу язык и быстрым жестом потерла место укола. Отлепила желтую ватку, кинула ее на пол.
– С добрым утром! Поднимайся, идем завтракать.
За завтраком он пристально смотрел на Жаклин, пытаясь определить – не привиделось ли ему все это спросонку? Ведь если она колола наркотик, то в ней непременно должно было что-то измениться… Но нет, ничего – она оставалась все также резва и насмешлива, кинула в него скорлупкой от яйца, подшучивала и сама же смеялась над этими шутками.
С этого дня их стали считать влюбленной парой. Они действительно почти все время проводили вместе, причем никогда не уславливались о встрече, о том, как пройдет вечер или ночь. Но постоянно находились рядом. Странно, но между ними ни слова не было сказано о любви, и это тоже казалось Кириллу приятным и естественным, а временами и удобным!
