Рэчел Линдсей - Луны волшебное сияние
— А что это означает в частности?
— Просто мужчина предпочитает иметь свою собственную жизнь, а от жены требует безусловной верности и растворения в нем.
Стефен кивнул.
— Вы, разумеется, правы. Мужчина и женщина совершенно по-разному воспринимают акт любви. Для него это может быть просто физиологической потребностью, для нее же зачастую — способ восприятия самой жизни. — Несколько ярдов они прошли молча. — Корни того или иного отношения к женщине нередко находятся в детстве и отрочестве, — задумчиво продолжал он. — Мать моя, женщина очень гордая, перенесла бездну страданий из-за отца, которому неведомо было даже слово такое — "верность", и я вырос с твердым намерением никогда не относиться к женщине так, как отец относился к матери. Если женюсь, хочу, чтобы наше с женой уважение и доверие были взаимными.
— Понимаю, — мягко откликнулась Джейн и, повернувшись, улыбнулась Стефену.
Солнце превратило ее волосы в золотой нимб и затемнило глаза так, что они замерцали, словно сапфиры.
— Вы выглядите такой невинной и чистой, Джейн. Просто с трудом верится…
Он замолк, а она вопросительно подняла брови:
— С трудом верится во что?
— Ни во что, — был резкий ответ, и он быстрым шагом направился к машине.
Глава пятая
В Канны они вернулись уже под вечер и медленно пробирались по заполненным народом улицам к порту.
— Ну как, поедем прямо на теплоход или же прогуляемся пешком по набережной Круазетт?
— Пожалуй, прогуляемся.
Он сделал таксисту знак остановиться, и, пока расплачивался, Джейн выбралась из машины и пошла через променад к пляжу.
— Вы забыли сумочку, — сказал Стефен вслед и схватил сумочку за раздутые бока. Под пальцами громко захрустела бумага, и он заулыбался: — Ого, ну и объемное же письмо вы насочиняли кому-то.
Джейн похолодела. Ее статья в "Морнинг стар"! Вот был бы ужас, если б сумочка раскрылась и, плотно исписанные, листы попались бы ему на глаза. Вернувшись, она почти вырвала у него сумочку и сунула под мышку.
— Нужно найти почту и отправить кое-какие открытки.
— Так надо было отдать корабельному казначею! Ведь отправка письма с берега обойдется очень дорого.
— Просто я буду чувствовать себя увереннее, если отправлю сама.
— Ну ладно. Пошли, найдем почту, и вы обретете свою уверенность.
Они прошли по улице вверх, свернули за угол, но Джейн ничего не замечала, поглощенная только одной мыслью: как бы зайти на почту одной и незаметно отправить письмо Фрэнку Престону. И потому с удивлением взглянула на Стефена, когда тот стал тоже подниматься по лестнице.
— Вы можете и не идти со мной внутрь, — быстро проговорила она.
— Ничего, я подожду там, может, и себе куплю марок.
— Нет, правда же, не нужно, я благодарю. — И, вырвав у него руку, бросилась вверх, перескакивая через ступеньку, и нырнула в дверь, словно кролик в нору.
Но и внутри, торопясь к ближайшему окошечку, все еще с испугом оборачивалась, чтобы удостовериться, что он не идет следом, что все-таки оставил ее одну. Дрожащей рукой вынула пухлый конверт, протянула клерку и успокоилась, только когда конверт исчез в одном из желобков.
Когда она вышла, Стефен ждал, прислонясь к стене, с серьезным, неулыбчивым лицом. Молча, они свернули на набережную Круазетт и направились к порту.
— Пора и возвращаться, — пробурчал он. — Я устал.
Легкость, которую они еще недавно ощущали друг с другом, сменилась сухой официальностью. Джейн, как ни старалась, не могла понять, почему его так разозлило ее желание пойти на почту одной. Для него это должно было выглядеть всего-навсего как забота о том, чтобы он не дожидался в душной атмосфере, пока она выполнит необходимые формальности. Нет, он решительно не имел никакого права вот так, с сердито-недовольным лицом вышагивать рядом! Надо же, день, так мило начатый и так славно проведенный, заканчивается так грустно. Непривычные слезы ожгли глаза. "Еще чего, плакать над такой ерундой!" — сердито прикрикнула Джейн на себя мысленно и сморгнула слезы. Просто она за сотни миль от дома, в чужой стране, среди чуждых людей, вот и реагирует так. Если б только можно было не притворяться, стать самой собою! Нет, все-таки невыносимо знать, что Стефен сердится. Джейн схватила его за руку:
— Стефен, простите меня. Мне показалось, вам вовсе не хочется ждать меня на почте. Знаю, вы считаете ребячеством, что я не отдала письмо казначею, но мне просто надо было побыстрее управиться с этим.
Лицо его ничего не выражало.
— Не нужно извиняться. Если вы не хотели, чтобы я видел ваше письмо…
— С чего вы взяли?
— Это было очевидно. Да еще ваша репутация любительницы романтических приключений.
В ту же секунду она поняла все и уставилась на него в изумлении, не веря, что такой волевой, интеллигентный человек может ревновать, словно какой-нибудь неоперившийся юнец! Грусть улетучилась в мгновение ока, сменившись ощущением тихого счастья.
Она подняла голову и взглянула на него ясными, честными глазами.
— Письмо было написано мужчине, да, но он среднего возраста, предан жене и четырем детям. Это чистая правда, клянусь.
Стефен промолчал, продолжая идти вперед, но хмуриться перестал, хотя и сохранил на лице непроницаемое выражение. И только в небольшой лодке, с тарахтеньем везшей их к "Валлийцу", Джейн поняла, о чем он продолжал думать.
— Все эти истории про вас… — отрывисто произнес он. — Для юной девушки вы вели весьма бурную жизнь.
— Газетные россказни, — отрезала она, суеверно скрещивая пальцы.
— Невозможно, чтобы в них не было ни капли правды, — настаивал он, закуривая. — А когда вы сбежали с этим итальянским художником?
Джейн затаила дыхание и уставилась на море, словно оно могло подсказать ответ.
— У каждой девушки рано или поздно бывает связанное с кем-то крушение надежд. Просто какой-то слишком шустрый репортер ухватился за это и раздул целую историю. — Она обернулась и бестрепетно посмотрела ему в глаза, желая убедить, что говорит правду. — А для меня это абсолютно ничего не значило. Да он даже ни разу не поцеловал меня!
Сама того не понимая, именно наивностью последней фразы она и убедила Стефена окончательно. Он расхохотался, запрокинув голову.
— Замечание, вполне достойное Джейни, — заявил он, отсмеявшись. — Но теперь вы, слава Богу, снова Джейн.
На борт они вернулись последними и, едва успели подняться, как послышался грохот поднимаемого якоря.
— Чудесный был день! — радостно произнесла она, протягивая руку. — А ведь, на первый взгляд, вы показались мне таким чопорно-холодным, высокомерным. И в голову не могло прийти, что мы так замечательно проведем вместе целый день.
