Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники
Господа в летних костюмах пристально, не отрываясь, смотрели на Архипова, а он на них не смотрел, крутил в руках мобильный телефон, открывал и закрывал крышку.
В таких делах он был большой специалист – кто кого пересмотрит, кто кого переломит и сокрушит, переиграет “в молчанку” или “гляделки”. Не зря и народные мудрости существовали, по одной на каждый случай жизни!
Он сделал вид, что зевнул, не разжимая челюстей, и посмотрел на Леонида Иосифовича.
– Дальше-то что? – спросил лениво. – Все?
– Как раз нет, – твердо ответил нотариус. – Завещание, представленное господином Масловым из упомянутой организации, датировано началом мая, точнее, третьим числом. У меня на руках более позднее завещание гражданки Огус, и по закону о наследстве, – он подчеркнул голосом, что именно о наследстве, а не о призыве на военную службу, – последнее считается окончательным. Это завещание датировано двадцать восьмым мая, то есть, составлено ровно неделю назад.
Господа из “Радости” переглянулись.
– Позвольте, – начал один из них, – нам ничего не известно о втором завещании, и мы требуем…
Архипов открыл и закрыл крышку на телефоне. Крышка мягко щелкнула.
– Если окончательным считается последнее завещание, – проговорил он как бы себе под нос, – зачитайте нам его, и дело с концом! Какое имеет значение, что там в предыдущих!
– Я просто должен поставить вас в известность, что сложилась такая неожиданно неприятная ситуация, – любезно выговорил поверенный. – Покойная не сообщила мне о другом завещании.
– Да бог с ним, с предыдущим, – пробормотал Архипов и неожиданно прижал рукой дрожащую ладошку на своем запястье. – Давайте нам это, и мы все поедем по делам.
Нотариус вздохнул:
– Завещание очень простое. Опуская все юридические подробности…
– Да-да, – поддержал его Архипов, – подробности лучше опустить.
– Тем не менее, – холодно продолжил нотариус, которому надоели выступления клиента, – завещание составлено по всем правил и в полном соответствии с нормами Гражданского кодекса Российской Федерации. Итак, завещание гражданки Огус Елизаветы Григорьевны, тысяча девятьсот…
Продолжая читать, он переложил на столе какие-то бумаги.
Господа из “Радости” переглянулись. Архипов едва удержался, чтобы не зевнуть. Макс Хрусталев потянул к себе высокий стакан.
Маша Тюрина замерла, как кролик, к которому приближался удав.
– Я повторюсь, завещание очень простое. Квартира по адресу Чистопрудный бульвар, дом пятнадцать, семь, основная часть наследства, вместе со всей обстановкой, достается Архипову Владимиру Петровичу. Приемная дочь покойной Тюрина Мария Викторовна получает три художественных полотна, написанные мужем покойной Александром Васильевичем Огусом. Так сказать, на память. Вот, собственно, и все завещание.
Тишина, последовавшая за этим поразительным сообщением, была такой, что, когда Макс тихонько вернул на место стакан, который крутил в руках, показалось, что на крыше загрохотало железо.
– Этого не может быть, – выговорил Архипов, – этого просто не может быть!
– Хотите ознакомиться самостоятельно?
– Да этого быть не может! – закричал Архипов, стряхнул с себя руку и поднялся с кресла.
Нотариус отступил к стене, закрылся гербовой бумажкой и моргнул. Один из господ что-то тревожно свистнул на ухо другому.
– Зачем мне ее квартира?! Вы что?! С ума сошли совсем?! Дайте сюда!
И он выхватил бумажку из рук Леонида Иосифовича, положил ее на стол и, опершись руками, стал быстро читать и, дочитав, взялся за лоб.
– Да это ерунда! Вы понимаете, уважаемый? Это ерунда – все, от первого до последнего слова!
Нотариус улыбнулся неверной улыбкой.
– Знаете, – заявил он Архипову, – я видел множество разных реакций на… чтение завещаний. Но вы такой первый. Вы же получили все. И так… расстроились?
– Да мне не надо все! Мне не надо вообще ничего! У меня все есть! Черт побери, она с ума сошла, Лизавета! И мне ни слова не сказала!
– Ни о каком… сумасшествии не может быть и речи, – возмутился юрист. – На момент подписания завещания гражданка Огус была целиком и полностью дееспособна! Хочу добавить также, что она находилась в прекрасном расположении духа! В отличнейшем! Завещание – не тот документ, составляя который люди испытывают прилив положительных эмоций. Все-таки думы о смерти, но Елизавета Григорьевна искренне радовалась!
– А я, – отчеканил Архипов, глядя нотариусу в лицо, – искренне опечален!
И тут он вспомнил про Машу Тюрину, получившую три картины папаши Огуса на память. В позвоночнике начал раскручиваться волчок. По шее побежали мурашки. Он оглянулся и снял со стола ладони.
Она сидела, упершись локтями в колени и сунув лицо в ковшик собственных рук. Ее братец, о котором все забыли, топтался рядом и никак не мог решить – брать ее за плечо или не стоит.
– Маша, – начал Архипов быстро, – не обращайте внимания. Мы все урегулируем, это просто!
Она подняла на него лицо из своего ковшика. Глаза у нее сияли, руки больше не тряслись, спина не горбилась.
– Слава богу, – выпалила она и улыбнулась счастливой улыбкой, – слава богу! Как хорошо, что тетя решила… именно так!
Приехав с работы, Архипов снарядил свою собаку для прогулки – поводок, постромки, намордник, похожий на баскетбольную корзину, – ни в один другой пасть его собаки не помещалась, – и ушел на Чистые пруды.
Тинто Брасс не любил Чистые пруды – народу много, простору мало. Архипов тоже не особенно любил, но выхода не было.
Он дошел до лавочки и сел, вытянув ноги. Тинто Брасс спросил, что это значит. Хозяин не должен сидеть на лавочке во время прогулки. Он должен бежать, а не сидеть, иначе что это за прогулка!
– Сейчас, – пообещал Архипов.
– Добрый вечер, – поздоровалась старуха-армянка, всю жизнь проведшая в обувной будке на углу. Сколько Архипов помнил себя, столько помнил эту старуху. Сейчас она волокла за руку кудрявую хорошенькую внучку в бантах, белых колготках и ямочках.
Архипов им позавидовал.
Какая, должно быть, простая и приятная у людей жизнь! Идут себе домой, бабушка и внучка, и не думают ни о чем трудном и скверном, и радуются, что вечер и до завтра можно никуда не спешить, да и завтра спешить особенно некуда, – все правильно, ясно и неплохо устроено, и внучка в бантах и белых колготках, и родная будка на углу, и вся жизнь прошла здесь, и еще даже и не кончилась, бог даст, лето впереди, ничего, как-нибудь!
Тинто Брасс лениво гавкнул на голубя – пугнул. Вместо голубя перепугалась роскошная девица на тоненьких каблуках и с гривой натурально светлых волос.
