Нора Робертс - Смертельная игра
— Ну вот, ты своего добилась. Теперь у меня в голове засел образ пениса в черных очках. Сидит он на курорте где-нибудь в баре у бассейна и попивает какой-нибудь дурацкий фруктовый коктейль с бумажным зонтиком.
— О, как это мило!
— Ничего тут милого нет. По-моему, это довольно жутко. Или омерзительно. Не знаю, я еще точно не решила. И то, и то, — сказала Ева с усталым вздохом. — По-моему, это и жутко, и омерзительно.
— Ему пошла бы и маленькая соломенная шляпка. В общем, мне кажется, у пениса Дюборски дело вовсе не в сексе. Тут что-то другое.
— Пибоди, не могу тебе передать, до какой степени мне не хочется думать о пенисе Дюборски.
— Это вроде наркозависимости, — не смущаясь, продолжала Пибоди. — Бьюсь об заклад, Мира со мной согласится, — добавила она, ссылаясь на авторитет ведущего полицейского психоаналитика и специалиста по составлению психологических портретов. — Он приравнивает свою значимость к пенису и использует пенис как оружие.
— Ладно, теперь я вижу пенис с золотой цепочкой от часов и бластером. Прекрати немедленно.
Пибоди передвинулась на сиденье и бросила на Еву восхищенный взгляд.
— Надо же, какие красивые картинки рождаются у тебя в голове! Вот потому-то ты такой хороший коп. Дюборски нес всю эту муть насчет того, что ему необходимо восхищение. Понимаешь, он-то, может, думает, что говорит о своей внешности, манерах, но подсознательно имеет в виду свой пенис.
— Ладно, хорошо. Слушай, если я скажу, что я с тобой во всем согласна — а я действительно согласна, — ты прекратишь?
— Просто мне кажется, что это интересно. Теперь возьмем этого Дювона…
Ева скрипнула зубами.
— Только не начинай о его пенисе.
— Человек двадцать лет прожил с женой и бросил ее ради больших сисек и свежей гиньки.
— О черт…
— Это потому, что он начал задумываться о собственной бренности. А ему не хочется об этом думать, не хочется умирать. Ему нужны большие сиськи и свежая юная гинька, чтобы сказать: эй, смотрите, что у меня есть, смотрите, куда я с полным правом сую свой пенис, это значит, что я еще молод и вообще о-го-го! И это возвращает нас обратно к пенису. Да, он требует восхищения. А знаешь, мы могли бы проконсультироваться с Чарльзом по этому поводу.
Ева остановила машину у морга и позволила себе на минуту прижаться лбом к рулю.
— Нам нет нужды привлекать к расследованию бывшего лицензированного компаньона, ставшего секс-терапевтом. К тому же у них с Луизой медовый месяц.
— Но они уже через несколько дней вернутся. Мне кажется, если мы получим консультацию по пенису, это в конечном счете поможет следствию.
— Отлично, действуй. Консультируйся с Чарльзом. Напиши мне гребаный отчет по результатам. Но с этой минуты я не желаю слышать слово «пенис» до конца дня.
— Честно говоря, приличных названий для… этой штуки не существует, — продолжала Пибоди, когда они вошли внутрь и двинулись вперед по длинному белому коридору. — Все или слишком грубо, или слишком глупо, понимаешь? Если подумать хорошенько, это довольно глупо, когда у тебя между ног болтается эта штука. Поэтому…
— Я тебя убью. Сэкономлю деньги налогоплательщиков и убью тебя прямо здесь, в морге. Это называется «эффективность».
Ева вдохнула прохладный воздух, сосредоточилась на белых стенах, чтобы как-то сгладить засевшие в мозгу образы, вызванные теориями Пибоди. В похожем на туннель коридоре она заметила Морриса. Главный судмедэксперт разговаривал с одной из лаборанток.
— Я зайду проверить через пару минут, — сказал он лаборантке в белом халате и повернулся к Еве: — Я уж думал, ты сегодня сюда не поспеешь.
— Хотела перехватить тебя, пока ты еще не ушел.
— Я как раз шел к себе в кабинет, хотел послать тебе отчет. Но ты захочешь сама взглянуть.
Он двинулся вместе с ней к своей личной анатомичке.
— Расскажи мне об ожогах.
— Небольшие, но сопровождают все повреждения, включая синяки. — Моррис толкнул двойные двери анатомички, где тело лежало на плите из нержавеющей стали, а голова — на небольшом подносе. Он предложил обеим женщинам очки-микроскопы. — Как видите, интенсивность ожогов идет по нарастающей. Синяки у него на коже — на левом предплечье и вот здесь, на лодыжке, — настолько легкие, что он мог и не почувствовать встряски. Но вот здесь, на плече… Тут глубокие гематомы и воспаление, сюда попал крепкий удар. Здесь и ожог более выраженный.
— Чем серьезнее рана, тем сильнее ожог?
— Не совсем так, хотя я сам поначалу так думал. Но вот здесь, на голени, синяков больше, чем на лодыжке и на предплечье, однако ожоги очень легкие. На предплечье и на шее ожоги практически идентичны. В то же время мы должны признать, что рана на шее — самая серьезная.
— Значит, разряды, вызывающие ожоги, усиливаются по ходу игры. Чем дольше он играл, тем сильнее ожоги при контакте.
— Похоже на то, — согласился Моррис.
— В игре ставки обычно повышаются и трудности возрастают по мере продвижения вперед, — заметила Пибоди. — На каждом новом уровне победа дается с большим трудом.
— Хорошо. — Ева решила дать информации повариться у себя в мозгу. — Может, мощность повышается? У Рорка есть одна виртуальная игра. Используешь настоящее оружие — пистолеты. Если плохой парень тебя заденет, чувствуешь легкий разряд. Знаешь, что ты задет и куда тебя ранило. Разряд рассчитан так, чтобы сознание зафиксировало, но больно не было. У Барта кто-то поменял правила. Но это не объясняет внутренних ожогов. Я еще поняла бы поверхностные ожоги на коже, но порезы, рана на шее — это внутри, не на поверхности. А это означает, что само оружие несет электрический заряд. Какой в этом смысл? Разве большого острого меча мало?
— По-моему, более чем достаточно, — пожал плечами Моррис.
Ева перешла к голове, осмотрела рану на шее.
— Они идентичны?
— Абсолютно.
— Может, заряд усиливает удар? Усиление мощности значит, что убийца может быть не особенно силен физически. Электричество дает убийце выигрыш в силе и скорости. — Ева стащила с себя очки-микроскопы. — Они дрались лицом к лицу?
— Судя по всему — да, — кивнул Моррис.
— Это ведь было очень быстро, так? Чертовски быстро. Он не накачан дурью, не связан, и он стоит лицом к лицу с кем-то, кто грозит ему большим острым мечом. Он попытался бы бежать, удрать оттуда к чертям собачьим. Он мог бы получить удар сзади, это было бы понятно, но, будь я проклята, не понимаю, как он мог просто стоять и ждать, пока ему отрубят голову. Убийца нанес ему рану в предплечье, дал понять, что его ждет. Может, хотел понаблюдать за реакцией? Может, Миннок впал в ступор? А потом один чистый удар. — Ева покачала головой. — Мне надо вернуться на место.
