Враг мой - дневной свет (СИ) - "Helen Sk"

- Он совсем, как мой Димка, - сказала она однажды Карине. – Тоже много размышляет.

- И тоже не вполне доволен жизнью, - с грустью подхватила та. – Муж ушел к другой, успешной и бездетной, Олежка, который все четыре года заменял Егору папу, попал в эту отвратительную историю. Адвокат, правда, делает все возможное, чтобы его вытащить; там, говорят, чужие следы, вроде насиловал кто-то другой…Хотя, Олежке поменьше надо было играть в любовь с глупой школьницей! И что вышло из этой любви – обвинение в убийстве – подумать страшно! Иногда мне кажется, что все мужчины вокруг меня растворяются в воздухе…

- Не надо так думать, - попыталась успокоить свою новую приятельницу Галина. – Пройдет черная полоса, и начнется белая. Мужчины появляются в нашей жизни с некоторой периодичностью. У одних, это раз в день, у других, как мы, три раза в жизнь, зато какие!

- У тебя кто-то появился?!…

Жить стало определенно легче, хотя одна вещь очень озадачивала Галину: почему, если Димке стало настолько лучше, что он без видимого труда побеседовал с посторонними людьми целых полчаса, он так отдалился от нее? Он совсем перестал разговаривать с ней на интересовавшие его ранее темы. Он не любопытничал, не допрашивал ее с маниакальной настойчивостью, не контролировал. Он просто сидел в своей комнате, читал и размышлял. Лицо его – красивое и одухотворенное – не выражало никаких эмоций. Длинные ресницы будто намеренно прятали глаза, и прочесть по ним, что на уме ее сына, было невозможно.

Она приносила ему еду, и всегда подсознательно ждала, вот он заговорит, вот рассердится, что она стояла с Кариной и Егоркой на дороге и болтала без умолку чуть не два часа, но нет, ему, похоже, было все равно.

Он смотрел в окно, не отрываясь. Свет, если не отодвигать портьеру, а только чуть-чуть приподнимать с краю, совсем не тревожил, и в окно можно было пялиться чуть не часами. Он открыл много нового для себя за последние два-три месяца. Главным из открытий было то, что он – далеко не пуп земли, как ему казалось когда-то. Люди жили каждый своими заботами, даже не подозревая об его существовании. Это удивляло и обижало. Мимо их с мамой дома проносились тысячи автомобилей; люди в них ехали из одного многонаселенного города в другой, и понятия не имели, что рядом с ними существует человек, ненавидящий их, и желающий им смерти. Он пробовал разобраться в своих чувствах, хотя понять, чем именно его, Дмитрия, уже взрослого человека, раздражают люди, и не знал, с чего начать анализ. Люди шумят, ну и что? Он тоже может повышать голос. Люди воняют. Да, но и он, не потрудившись принять душ три-четыре дня, воняет не лучше. Даже мама, как-то понюхав его рубашку, фыркнула и со смехом заметила:

- Да, не «Шанель».

Что же? Ответа не было.

Дмитрий переступил с ноги на ногу и вздохнул. Сколько можно болтать? Его мама не составляла исключения из общего, усвоенного им правила - трепаться с себе подобными она могла часами. В доме Юльки поселилась какая-то мрачная женщина. Дима узнал о ней первым. Он видел, как из небольшого корейского грузовичка выгружали какие-то сумки и свертки, коробки и табуретки. Видел спокойно наблюдавшую за действиями грузчиков невысокую стройную женщину. Заметил ее ребенка – пацана с милым личиком, катавшего свой игрушечный автомобильчик по желтым от сухой травы газонам. Сначала это маленькое семейство, такое же, как у них с мамой, не обеспокоило юношу. Но позже, когда Галина повадилась ходить в гости к соседке, он стал присматриваться к нему, и вынес из наблюдений много интересного, и совсем его не обрадовавшего. Во-первых, и, в-главных, Дмитрия начал страшно раздражать парнишка. Стоило ему увидеть синюю кепочку и теплую джинсовую курточку, его начинал колотить озноб, а во-вторых, мать, совсем прекратившая всякое общение с ним, перенесла все внимание на этого паршивца с личиком ангелочка. И вот сейчас – тоже.

Хотя натоплено в доме было жарко, у Дмитрия от неподвижного стояния у окна замерзли ноги. Уходить он не собирался. Он боролся с тошнотворной ненавистью, душившей его до помрачения рассудка. Мама, присев перед мальчишкой, что-то говорила ему, а он отвечал, серьезно глядя ей в лицо. Ее руки нежно поглаживали его плечики, губы беспрестанно улыбались, и он, наконец, улыбнулся ей и вдруг потянул за собой, уцепившись за ее рукав. Она смутилась, рассмеялась, сделала несколько шагов за мальчиком, но мотом, обернувшись на свой дом, извиняюще пожала плечами и помотала головой, видимо, окончательно отказываясь, принять приглашение зайти в гости.

Дмитрий задернул штору и посмотрел на часы. С ним она так долго не разговаривала! Он сел в кресло с ногами и стал тереть пальцы через носки, пытаясь согреться. А еще он ждал маму, но она почему-то не шла. До ужина оставалось минут пятнадцать. Выходит, она поспешила домой, отклонив предложение продолжить общение в соседском домике, только по необходимости готовить ему еду. Она не хотела быть с ним. Ей с ним неинтересно, некомфортно. Можно сказать, что сына ей заменил этот маленький, полностью здоровый засранец, смело играющий под теплыми лучами октябрьского солнца, ловя последние деньки бабьего лета. Когда он вырастет, он станет гулять еще дольше, еще качественнее, если можно так выразиться. У него появятся друзья, настоящие машины, девушки, и уж наверняка на окнах его спальни не будет тяжеленных зеленых портер!

Дмитрий судорожно сглотнул и, прищурившись, поглядел на дверь. Мамы все не было.

Галина шла по лестнице с подносом, что-то тихонько напевая. Жизнь налаживалась: любимый мужчина отвечал ей взаимностью, дарил подарки, пылко признавался в своих чувствах, строил планы совместной жизни; новая подруга с очаровательным мальчишкой пекли специально для нее яблочные пироги и настойчиво приглашали в гости; Димка притих и стал почти здоров…

Она открыла дверь и чуть не выронила поднос. Взгляд, каким сын встретил ее появление, вновь вселил в ее сердце ледяной кошмар.

- Дима? – она еле справилась с этим рецидивом ужаса.

- Да?

- Ты как, сынок?

- Неплохо. Тихо как-то вокруг. Зима, что ли, скоро; все разъехались.

У нее отлегло от сердца. Неужели показалось? Конечно, показалось. Он же изменился. Вот сейчас она покормит его, они посидят рядом на диване, и, возможно, попробуют поговорить, как раньше. И тогда можно попробовать…так легонько, наощупь, выяснить, как он смотрит на ее новое замужество.

- Ты же любил раньше тишину, - она присела рядом и стала накладывать на тарелку спагетти с мясом.- Ешь.

- Спасибо,- он взял вилку. – Мам?

- Да?

- Тебе очень нравится сын Карины?

- Славный. Он напомнил мне тебя, когда тебе было пять лет. Ты тоже был добрый и совсем не пугливый. Другие дети за мать спрячутся, и ни за что поздороваться не выйдут, а ты сразу руку тянул.

- Не помню, - он слабо улыбнулся и пожал плечами. Злость куда-то улетучилась, пока мать аккуратно раскладывала сыр на маленькие кусочки хлеба, как он любил, и помешивала сахар в кофе с молоком. Он смотрел на ее молодое, красивое лицо, и чего-то ждал. То ли улыбки, то ли вопросов, и начинал понимать, как любит ее и никому-никому не отдаст.

- Ты тогда был совсем малыш, - она погладила его по волосам. – Тебе вкусно?

- Очень, - их глаза встретились, и вдруг какая-то сила, называемая в народе «женской интуицией», как холодным северным ветром, сдула намерения Галины говорить с сыном о браке с Анатолием. Многолетняя закалка не подвела. Ее сомнения, никак не отразившись на лице, возникли и растворились в небытие. Не время. – Мама, а милиция к нам больше не придет? – ясные глаза заинтересованно блестели.

- Нет. Зачем им? – она улыбнулась.

========== Часть 19 ==========

19.

За ночь на пожухлую траву сел иней, приморозив и воздух, и поздние осенние цветы. Дмитрий смотрел на белесый мир, чуть звенящий, как бы повисающий в тумане, и старался отрешиться от унылых мыслей, назойливо царапающихся в мозгу. Зима. Скоро зима. Плодотворное, новое, безумное в своей новизне, лето кончилось неожиданно, как все прекрасное и необходимое. Чудеса, конечно, случаются, но проходит, рассеивается их флер с той же чудесной скоростью. За окном теперь снова будет холодно, а уж о том, чтобы выходить на улицу под покровом черного морока ночи и говорить не приходится. Неужели мама не видит, как умирает жизнь вокруг. Не может быть, чтобы ее трепетная душа никак не реагировала на печальные перемены, хотя она, похоже, нашла себе утешение. Уже много дней подряд Дмитрий видел ее гуляющей с Егором. Она качала негодяя на качелях, собирала и показывала ему желто-красно-бурые листочки с земли, что-то объясняла, отвечала и улыбалась. И он тоже болтал с ней, забрасывая вопросами.