Александра Кравченко - Муж во временное пользование
— Еще раз прошу прощения, но меня так допекли… — сказал Ярослав, повернувшись к Нине и заглядывая ей в глаза. — Сколько раз давал себе слово сдерживаться, но не всегда получается…
— Как раз наоборот: у тебя очень хорошо получается. Я до сего дня не предполагала, что ты употребляешь такие выражения. Меня даже удивляла твоя дружба с Костей. Я все думала: что у вас общего? Он парень явно простецкий, приблатненный, а ты…
Ярослав сделал последнюю затяжку и погасил сигарету о перила. Может быть, из-за этой сигареты и струйки дыма, которую он резко подул вперед, Нина обратила внимание на его губы. Как они могли ей показаться тонкими при первой встрече? Наверное, потому, что он их плотно сжимал. На самом деле его губы были не узкими и не широкими, а чувственными, причем, чувственными по-мужски. Такие губы могли выражать и твердость, и ласку.
Ярослав внимательно посмотрел на Нину и спросил:
— А я? Какой я по-твоему? Что ты обо мне думаешь? Как представляешь мою жизнь?
— Думаю, что ты из интеллигентной семьи. Возможно, отец у тебя был военным… или руководителем какого-то предприятия. А мама… наверное, журналисткой или научным работником. Родился ты и жил большую часть жизни где-нибудь в столице… В Москве, или Киеве, Минске или Петербурге… Ну, может, не в столице, а в крупном областном центре. Потом вашу семью постигла какая-то беда. После этого ты попал в другую среду, научился быть «крутым»… Дальше не знаю.
— Тебе двойка за проницательность, — желчно усмехнулся Ярослав. — Ничего не угадала. Я из семьи самых что ни на есть простых работяг. Отец и мать у меня детдомовские. Осиротели во время войны. У отца хоть документы сохранились, а матери и года не было, когда ее из Ленинграда вывезли. Росли они в разных детдомах, а встретились на строительстве завода в Донецкой области. Там и поженились. И родился я не в столице, а в маленьком промышленном городе, каких много на востоке Украины. Ты, наверное, ни разу не была в таких городах. Они построены вокруг завода, шахты или рудника, и сами похожи на один сплошной серый завод. Но люди там живут неплохие. И довольно образованные.
— Техническая интеллигенция в нашем регионе очень сильна…
— Так вот, прожил я в этом маленьком запыленном городе до десяти лет. Потом отцу предложили работу в Запорожье, — там строился новый цех, и бывший начальник отца был туда назначен руководителем. Мы подумали: областной центр, да и квартиру новую обещают в течение года. Перебрались, жили в семейном общежитии, потом в коммуналке. Постепенно все налаживалось: зарплата у отца была приличная, мать устроилась секретарем-машинисткой, квартиру нам вот-вот должны были дать. И тут… все рухнуло.
— И к этому имел отношение мой отец? — спросила Нина, едва дыша.
— Ну, хватит разговоров, — оборвал Ярослав и, резко повернувшись, ушел с лоджии.
Нина бросилась вслед за ним и уже в комнате преградила путь.
— Если думаешь, что так просто уйдешь от объяснений — ошибаешься, — решительно заявила она. — Я не отстану от тебя, пока не узнаю всей правды. Садись и рассказывай.
Она почти толкнула Ярослава в кресло, а сама села рядом на диван и приготовилась ловить каждое слово. Она понимала, что если упустит эту минуту откровенности, следующая может не наступить вовсе.
Ярослав смотрел на нее одним из своих странных неопределенных взглядов и молчал.
— Ну, рассказывай же! — поторопила его Нина.
— Долго рассказывать… К тому же, я дал слово не говорить об этом.
— Ему?
— Да.
— Освобождаю тебя от этого слова.
— Ты?.. — в глазах Ярослава мелькнуло удивление.
— Да, я. Я — его дочь, хоть и не родная.
— Ты знала об этом?
— Случайно. Но это не важно. Интересней то, что и ты об этом знал. Видно, капитально наводил справки о нашей семье.
— Откуда знаешь, что об этом мне известно?
— Когда ты первый раз пришел к нам, я подслушала ваш разговор с отцом. Не с самого начала. Я до сих пор не могу понять первопричину твоей ненависти. Скажи, ну скажи мне! — Она даже схватила его за рукав, заглядывая в глаза. — Я раздваиваюсь оттого, что мне это непонятно. Я ведь уважаю тебя… За твой ум, волю, целеустремленность. А сейчас вот я еще узнала, что ты — человек, сделавший сам себя. «Self made man»… Но и его… Гаевого я всегда считала своим отцом. В быту он хороший, добрый человек. Может, это и не идеал гражданина, но и не хуже других. Да, он поступал не всегда честно, но разве он один? Как говорится, кто без греха, пусть бросит в него камень… Когда нет возможности честным путем избавиться от прозябания, сильные и умные люди находят обходные пути.
— И выплывают наверх, утопив других, — резко сказал Ярослав и рука его непроизвольно сжалась в кулак.
— Расскажи, наконец! — почти взмолилась Нина.
— Хорошо. Тем более, что ты освободила меня от слова, данного Гаевому. И вообще… чем меньше будет между нами тайн, тем лучше.
Ярослав встал, подошел к окну и начал говорить, не глядя на Нину. А она не спускала с него глаз, вслушивалась в голос, который сейчас звучал глухо, с хрипотцой:
— Двадцать лет назад Гаевой был еще молодым и мало кому известным юристом. На быструю карьеру ему трудно было рассчитывать. Но он был честолюбив и неразборчив в средствах. И когда представился случай прыгнуть сразу на несколько ступенек вверх, Гаевой не преминул этим воспользоваться. Один очень сильный, богатый, могущественный человек совершил убийство. Улики были налицо. Однако Гаевой показал себя в этом деле виртуозом. Вместо большого человека убийцей сделали маленького, простого работягу, случайного прохожего, оказавшегося в тот день близко от места преступления. Что стоило опытным спецам запутать этого беднягу и выбить из него нужные показания! Его упекли в тюрьму на большой срок. А Гаевой после этого дела круто пошел вверх. Помог большой человек…
Минуту длилось тяжелое молчание, потом Нина встала, подошла к Ярославу и осторожно, почти невесомо, положив руку ему на плечо, сказала:
— Прости, что заставила тебя вспомнить об этом…
Он повернул голову и встретился с ней взглядом.
— Дети не отвечают за родителей, — тихо продолжала Нина, — но мне все-таки очень стыдно… и так скверно на душе. Я впервые в жизни рада, что он мне не родной отец.
— А хоть бы и родной? Твоей вины тут нет.
Нина и Ярослав сели на диван. Некоторое время молчали, не глядя друг на друга. «Моя вина тут есть, — вдруг подумала Нина. — Ведь Гаевой тянулся по службе во многом ради нас, ради своей семьи. И я пользовалась этим». Впервые «не всегда честные» поступки Гаевого перестали быть для нее какой-то абстракцией, чем-то далеким и не столь уж важным. Контуры живой человеческой судьбы разорвали ту защитную оболочку, которой Нина всегда отгораживалась от неудобных реалий.
